• Новости
• News
• Мнения
• Мода и Стиль
• Афиша Одессы
• Отдых
• Бизнес
• Родители
• Темы
• Психология

• Наследие Сталина
• Люстрации
• Евромайдан
• Генеральный протест
• Трибуна здравомыслия

Я - твой Тони. Виктория Колтунова

Меня зовут Антон. Это по документам. А мой Любимый называет меня Тони. Мне нравится. И короче и ласковее. Первые три года моей жизни я провел в приюте. До сих пор помню этот запах. Серый запах. Так нельзя сказать?

А я так ощущал его,  этот приют, железные мисочки, в которые нам наваливала кашу толстая женщина, в теплых вязаных носках и синем халате. Халат был синий, а воспоминания мои пронизаны серым тоскливым запахом. Иногда приходили молодые девушки, брали нас на прогулку. Раз в неделю. Ко мне приходила одна и та же. От нее пахло не серым, а светло лиловым, такие цветочки весной расцветали у нас возле забора из железной сетки. Еще иногда приходили мужчины и женщины, рассматривали воспитанников приюта, и одного из нас уводили с собой.  Он уходил счастливый, и мы завидовали ему. Это высшее счастье, когда тебя забирают из приюта.
В тот день я проснулся рано, еще в полу темень, еще даже не пришла  женщина в синем халате, которая нас кормит.  Я перевернулся на другой бок и решил поспать еще. И вдруг меня охватило радостное чувство! Словно уже случилось что-то хорошее, я не знал еще, что именно, но у меня все внутри ликовало, я знал, что сегодня у меня будет радость, большая, такая большая, как луна, когда она садится к горизонту, такая же светлая и круглая. Что-то случится сегодня, и я подумал, неужели?..
До обеда я ждал, все время выглядывая во двор. Но ничего не происходило, и я подумал, что предчувствие обмануло меня.
А потом услышал скрип калитки и выглянул снова.
Ты стоял у калитки, разговаривая с той женщиной в белом халате, которая была начальницей над женщиной в синем халате. Она держала в руках какие-то бумаги, вы вместе рассматривали их. Я навсегда запомнил костюм, в котором ты пришел тогда. Другие мужчины приходили обычно в джинсах, футболках или свитерах и кроссовках. А ты был одет в костюм, пиджак и брюки, белая рубашка и галстук. Ты был высок ростом и показался мне очень красивым. В руках у тебя был маленький сверток, я пытался понять, что это и не мог. Потом вы медленно пошли внутрь двора, у меня заколотилось сердце,  я ощутил, вот оно! 
Вы подошли к моей клетке, начальница приюта откинула щеколду и вывела меня наружу. Одной рукой теребила меня по загривку, другой перелистывала документы: кличка Антон, возраст три года, беспородный, оброслость средняя, привит от того и того,  здоров, понятливый, дружелюбный, беспроблемный пёс.
Ты кивал головой, потом расписался в журнале, присел на корточки и заглянул мне в глаза. От тебя пахло новыми запахами, я таких еще не знал, они были коричневыми и желтыми, чуть горьковаты, но восхитительны. И еще от тебя пахло покоем и безопасностью.
Тот пакет, который ты держал в руках, оказался ошейником и поводком, свернутыми в кольцо. Новые, совершенно новые! Ты надел на меня ошейник,  не матерчатый рваный, пахнущий другими собаками, который надевала на меня девушка волонтер, а совсем новый, из коричневой кожи, блестящей, гладкой, таким же был поводок. И они были мои, только мои. И они говорили мне, вот, свершилось, ты больше не сирота приютская, у тебя есть Человек!   
Ты повел меня в машину, усадил на первое сиденье справа от себя. И я впервые поехал по городу, рассматривая его и поражаясь высоким зданиям, количеству людей на улицах, сопровождавшим своих собак, бегающим маленьким детям, и самостоятельно гуляющим кошкам.
Мы поднялись на пятый этаж, ты открыл дверь своим ключом и сказал: входи, Тони, это твой дом. Тогда ты впервые назвал меня Тони.
То-ни. Это звучало так мелодично и нежно. Я почувствовал, как мои щеки раздвигаются в улыбке. Мне было три года, и я впервые улыбнулся тогда. Я обошел и обнюхал все три комнаты, кухню, коридор. Пахло только тобой, значит, кроме тебя тут никто не живет.
Моя лежанка с матрасиком, тоже все новое, совсем новое, только мое, стояла около твоей кровати. И я понял, что ты будешь меня любить.
Вспоминать те первые годы нашей совместной жизни самое большое удовольствие. Ты возил меня на реку, к которой спускался прибрежный лес, густо пахнущий тёмно зеленым.  Ты укладывался на надувной матрас на берегу реки в одних трусах и загорал, потом шел купаться, я плавал рядом с тобой. Потом мы спали в тенёчке, обедали, ты читал книжку, а я охранял тебя и наши вещи, иногда срываясь  за ящерицами, у них так забавно отваливался хвост, если наступить на него лапой.
А однажды произошел такой смешной случай. На берег приехала еще одна машина, полная девушек. Они рассыпались по берегу, собирая ветки для костра. Ты бросился в воду и принялся плавать, высоко вскидывая руки. Я потом уже понял, что ты привлекал внимание этих девушек. А тогда я просто испугался, у меня возник страх, что ты тонешь. Я бросился в воду, схватил тебя за трусы и потащил на берег. Резинка лопнула, и трусы остались у меня в зубах, а ты голый, как я, и жутко злой. Я понял, что ошибся, и что ты сейчас ненавидишь меня. Ты вырвал трусы из моих зубов и, прикрываясь ими, кое-как вылез на берег. Девчонки хохотали, мерзкие невоспитанные твари. Прошло целых два часа, пока ты успокоился и перестал на меня сердиться. Потом даже смеялся, рассказывая своим друзьям, как я тебя «спасал».
Еще я любил, когда мы с тобой ходили на длинные прогулки. Короткие это возле дома по газонам, чтобы я сделал свои «дела» и домой. А в длинные мы уходили с тобой, когда у тебя был выходной. Мы заходили сначала в кафе, где хозяином был твой друг, ты брал кофе, пахнущий коричневым, и круасаны с шоколадом, ты медленно, наслаждаясь вкусом, пил кофе, читая новости в планшете, а я лежал под столом, разглядывая ноги проходящих людей. От людей всегда пахнет так по-разному. Нюхаешь, словно телевизор смотришь.
Потом мы шли в книжный магазин, потом в нотный.  Туда продавец не позволял мне входить, и ты оставлял меня у входа.
Иногда к тебе приходили гости, твои друзья, мужчины, вы играли в карты, обсуждали политику и кого-то ругали. Ты готовил для них на кухне бутерброды, кофе, доставал из бара коньяк. И в такие вечера, ты не насыпал  мне в миску сухой корм из магазина, а кормил меня такими же бутербродами, как своих гостей, и это было восхитительно вкусно.
Я всегда спал на лежанке у твоей кровати. Я охранял тебя ночью. Я считал, что это моя самая важная миссия.
Но когда за окном завывал ветер, дождь поливал стекла струями, сверкавшими в свете фонаря, или небо засыпало наш город снегом, а холод прокрадывался сквозь  задернутые шторы, и проникал в уши, нос и рот,  ты позволял мне залезать к тебе в постель и прижиматься к твоему боку. Я согревал твое тело, а ты мою душу. Она наполнялась покоем и светлой радостью быть. Это были самые счастливые моменты в нашей совместной жизни.

Беда всегда подкрадывается незаметно. Странно, почему я не предвидел ее заранее, ведь я всегда был так чувствителен ко всему, что касается нас двоих.
Однажды ты не пришел ночевать. Я всю ночь просидел у двери, скуля и волнуясь. Не пришел утром. В обед влетел в дверь,  чтобы в спешке вывести меня на улицу на газон, и я понял, что ты выскочил в обеденные перерыв с работы, чтобы прогулять меня, потому что мне давно надо было опорожниться, я уже просто изнемог.
А вечером ты пришел не один.
Ты привел её! 
С первого взгляда на эту девушку я понял, что пришла беда. Девушки и раньше заходили в наш дом, но то было другое. Твое отношение к ним было другим. Я все равно был ближе тебе, чем они, при них я оставался на второй позиции после тебя в доме, а здесь я сразу ощутил себя десятым или вообще никаким. Ты суетился вокруг нее, ухаживал, показывал свою коллекцию японских нэцкэ, ты поставил ее на место вожака в нашей стае из трёх, и это было ужасно. Непривычно,  некрасиво, непонятно.
Она сказала тебе, что в доме пахнет псиной. Она врала, я-то уж  точно умею определять запахи лучше ее, лучше человека, просто смешно даже. Она ногой оттащила мою лежанку от твоей кровати в коридор. И ты промолчал. У меня сжалось сердце от обиды. 
Теперь она спала с тобой в твоей кровати. Каждую ночь. В любую погоду! Она завтракала с тобой, и ты улыбался ей, а мне запретили даже подходить к столу. Раньше, когда ты ел, я всегда сидел около стола и смотрел на тебя, мне было спокойно, что у тебя все в порядке и ты сыт, а ты перед своим завтраком всегда насыпал мне корм в мою миску. Я ел, а потом садился около тебя смотреть, как ешь ты, и это сохраняло порядок в доме. А теперь я должен был есть и спать в коридоре, а в кухню она мне запретила заходить.
Она врала, что у меня блохи, хорошо хоть здесь ты ей возразил, что постоянно обрабатываешь меня от блох, и у меня противоблошный ошейник. На ошейник ты повесил блестящую пластинку с моим именем и твоим телефоном, на случай если я потеряюсь. Но куда я мог потеряться, я же никогда не отходил от тебя на прогулках.
И на прогулки мы с тобой выходили теперь прямо бегом, утром пять минут и вечером на газон, разве это прогулка? Это просто сходить в туалет. А по выходным ты уже больше не брал меня в кафе и в магазины, и в парк.  По выходным вы спали до 12-ти дня, я подходил к закрытым дверям и слышал там возню, ахи и охи. Я все понимал, разве я против? Я понимаю, что любому живому существу нужна пара. И человеку, и собаке,  и кошке. Без пары жить живое не должно, не может.
И, кстати, а ты когда-нибудь думал, что мне тоже нужна пара? Мы в парке видели много других собак, но ты никогда не позволял мне ни к одной из них подойти, ни к дружелюбным кобелям поиграть в догонялки, ни к течной суке. Никогда. Ты боялся, что я подхвачу от них заразу, и тебе придется меня лечить. А то, что мне тоже нужно общение с себе подобными, ты не понимал. Или тебе было все равно.
Она принесла с собой клетку с глупо орущим попугайчиком. Клетку вы разместили в гостиной. И повесили в клетку зеркальце, чтобы он видел в нем другого попугайчика,  и ему не было скучно. Птичка примитивное создание, не то, что собака, но ему не должно быть скучно! А мне в коридоре одному не скучно? И чем несёт из его клетки? Конечно, не псиной, но ведь куда хуже, жидкими птичьими какашками.
Вообще-то я бы радовался за тебя, если бы просто ты нашел себе пару и был счастлив. Но почему при этом, надо было выставить из твоей жизни меня?

Итак, я оказывается, беспородный. Вот в чем ее претензии. Я услышал это из ее разговоров. Если бы я был сенбернаром или хаски, она могла бы хвастать мной перед подругами, а так ей стыдно, что  у нее в доме дворняга. Но я не навязывался к ней в  её дом, она же сама сюда пришла, разве это справедливо?
Хорошо хоть, что ты запретил ей закрывать двери из комнат в коридор, чтобы сюда падал свет из окон, а то бы тут было еще и темно. Но ты понял меня, когда она закрывала  все двери, а я скреб их лапой, ты запретил ей, я    благодарен тебе за поддержку.
Ты продолжал хорошо кормить меня, давал витамины и стирал мою подстилку с лежанки. Выгуливал утром и вечером. А на душе у меня лежала груда камней. И дни мои текли глухо и безрадостно, один за другим, как падают капли из крана, когда его закрутят не до конца… Длинные, без запаха и вкуса. Дзиньк, дзиньк…

Вот оно! Пришло мое время! Мой тонкий нюх не подводил меня никогда! 
Когда я жил еще в приюте, к нам приходили иногда специалисты кинологи и отбирали собак, которые умеют чувствовать запах рака. Собственно все собаки умеют отличать этот запах, но не всех можно научить работать с врачами, чтобы помогать им ставить диагноз. Мы многие болезни узнаём по запаху. Больной человек пахнет иначе, чем здоровый. Три дня назад я уловил, что её запах изменился. А сегодня установил точно.  Да, у нее рак. Рак желудка. И он не остановится, пока не сожрёт ее всю. Эту болезнь люди еще не умеют лечить.  Я избавлюсь от нее, и все у нас с Любимым пойдет по-прежнему. Судьба на моей стороне!
Всего месяц прошел, а ее не узнать. Похудела, побледнела. Запах усилился. Правда, они сами его не чувствуют. Она стала жаловаться на страшную усталость. Ты посоветовал больше спать и бывать на свежем воздухе. Куда больше? Ты ее возишь в парк и на реку, где мы с тобой  раньше бывали, по воскресеньям всегда спите до 12-ти. Во всяком случае, из спальни до 12-ти не выходите. И ведь в будние дни, когда ты уходишь на работу, она встает очень поздно.
Скоро, скоро придет мое избавленье!

Она совсем плоха стала. Ты предлагаешь ей сдать анализ крови. Она боится узнать что-нибудь страшное. И правильно боится. Но хуже всего то, что ты переживаешь еще больше, чем она. Ты здоров. От тебя исходят прекрасные здоровые запахи, роскошных насыщенных оттенков, ты абсолютно здоров, что меня радует, но я вижу страдание в твоих глазах, ты беспокоишься о ней, переживаешь. Ты всё-таки очень ее любишь, и мне это больно осознавать. Ты очень любишь её…  её… а не меня...

Домашние животные умеют это. Иногда они даже специально приходят в жизнь людей, чтобы перетянуть на себя их болезни, избавить от страданий и смерти. Это нам дано.  Нам дано, а людям нет. В этом мы могущественнее людей. И я это сделаю.

Она снова стала улыбаться, порозовела, смеётся, радуется жизни. Вы оба счастливы. У меня подгибаются лапы, когда я всхожу по лестнице. От слабости. Ты отвез меня к ветеринару и тот подтвердил – рак желудка. Уже метастазы. Так быстро?
Ей не нравится, что у меня изо рта плохо пахнет. Да, это гниёт желудок, она права. Но я ничего не могу с этим поделать. И легкие тоже, там метастазы. Я кашляю всю ночь. Ее это раздражает. Она требует, чтобы ты отвез меня за город и там бросил. Ты отказываешься, плачешь. Я слушаю ваши споры, и у меня замирает сердце… Я жду твоего решения.
Наконец вы пришли к компромиссу. Ты отвезешь меня в приют, туда, откуда взял. Ты снова надел на меня мой кожаный ошейник и взял на поводок. Кожаный, дорогой поводок, я гордился им, когда мы гуляли в парке и другие собаки смотрели на меня.
Ты посадил меня на переднее сиденье своей машины, и мы поехали назад той же дорогой, как ехали когда-то сюда, в город. 
Я узнал проволочный забор, клетки внутри. И тот же запах, серый запах тоски и безысходности. Восемь лет прошло, и вот я возвращаюсь сюда доживать, неся в себе рак, который меня прикончит. А эти восемь лет…  они были восхитительны. Я счастлив, что они были в моей жизни. Многие собаки так и проводят всю жизнь в приюте, не зная человечьего дома, тепла тела Любимого человека, закатов и рассветов, которые смотришь, сидя рядом с ним, ни разу не попробовав пищи, которую он приготовил только для тебя. Спасибо тебе, Любимый, что ты дал мне эти восемь лет.
Я лежу сейчас на тонкой затёртой подстилке, сквозь которую сочится холод цементного пола, из соседних клеток доносятся запахи, лай и рычание тех несчастных, которым пока не довелось жить  в любви, в человеческих условиях, как мне,  и вспоминаю все-все, от ранних рассветов много лет назад,  и до того момента, как я снова попал сюда.
Я  уйду спокойно, я испытал все, что положено собаке. Я только об одном переживаю. Я знаю точно, пройдет какое-то время, и тебе стает больно, оттого, что я умирал в одиночестве. В тесном пространстве своей клетки. И тебя эта боль, осознание своего предательства, будет грызть. А меня не будет рядом, чтобы облизать тебя теплым мягким языком и успокоить. Мне так жалко тебя. Но с тобой будет та, которую я тебе подарил. Я оставил ее тебе, чтобы потом, после меня,  ты не жил одиноким. Потом, когда  я все равно уйду, потому что век собаки короток по сравнению с человечьим. Но ты уже не будешь доживать один. Я подарил тебе пару, и я счастлив. Я сделал это.
Я  – твой Тони.

18.08.2023.

Виктория Колтунова

• Вход