Odessa Daily › Афиша Одессы › Виктория Колтунова ›

Виктория Колтунова: Око святого

Виктория Колтунова

16 декабря 2019 в 20:12

Когда соседи увидели красный тревожный ручеек, текущий из-под двери Валентины Михайловны, они вызвали милицию. Сначала, конечно, звонили в дверь, никто не открывал. За дверью стояла гнетущая тишина.

Милиция прибыла непривычно быстро. Взяли двух понятых из соседней квартиры, ночным звонком подняли с постели представителя ЖЭКа и вскрыли дверь. Валентина лежала на ковре у стола с пробитой головой, на столе две рюмки, наполовину выпитая бутылка дорогого вина. В вазочке печенье. Видимо, перед тем как принять посетителя, она сидела за компьютером, мягко светился его невыключенный экран. На экране текст на испанском языке. Стихи - судя по конфигурации и размеру строчек. Соседи пояснили милиционерам, что погибшая работала переводчиком в книжном издательстве, так что испанский текст на экране ни у кого не вызвал удивления.
Правоохранители осмотрели помещение, сняли отпечатки пальцев. Вызвали сына погибшей – Дмитрия, проживавшего с женой отдельно. Когда увидел мертвую мать, лежавшую на ковре, долго не мог ничего сказать, его била мелкая дрожь. Милиционеры дали ему немного придти в себя и спросили, не пропало ли в квартире что-нибудь. Дмитрий осмотрел спальню, открыл шкатулку матери, дешевая бижутерия была на месте. Следов ограбления никаких. Одно указывало на продуманное убийство – ни на одной из рюмок, ни на бутылке отпечатков пальцев не было вовсе, их тщательно протерли перед уходом! Убита она была той самой бутылкой по голове, с которой тщательно стерты отпечатки пальцев, остатки красного вина смешались на полу с кровью, вот почему ручеек достиг двери и выполз на лестничную клетку.
Начальник оперативной группы вызвал машину судмедэкспертизы, труп увезли. Дмитрию велел идти домой. Перед этим Дмитрий зашел к соседям, которые накапали ему валидола в стаканчик. Квартиру опечатали.

Следователь по убийствам Петр Владимирович Иванов взял лист бумаги и сел подводить итоги. В окно заглядывало утреннее солнце, из-за стекол доносился воробьиный гам. Иванов любил эти утренние часы, когда мозг работал особенно четко, но никогда не любил самого начала дела, когда ничего еще не ясно, не ясно даже с чего начинать.
Итак, убитая жила одна, 52 года. Работала в книжном издательстве литературным переводчиком с русского на испанский и наоборот. Достаток средний. Денег в квартире, по словам сына Дмитрия, не было, драгоценностей тоже. Здесь следователь поставил на бумаге знак вопроса. Не было ли? А если были, но сын не знал? А если были, но он сам украл и утверждает, что не было? Какими были их отношения? Дала бы она сыну деньги, если бы тот нуждался?
Следов взлома на двери нет. Значит, она сама открыла. Ручка двери протерта изнутри. И снаружи. Дверь просто захлопнули, она сама защелкивается, а потом протерли наружную ручку.
Далее: враги. Были ли у нее враги? По первым сведениям не было.
Она не выключила компьютер, когда убийца позвонил в дверь, и она пошла открывать. Значит, либо не ждала, либо ждала, но думала, что это ненадолго. Почему сам убийца не выключил комп? А зачем ему лишний раз трогать что-то в квартире?
Так, лист распечатки звонков. По домашнему телефону в последние сутки никто не звонил. Входящие на мобильный: сын Дмитрий. Издательство – 5 минут разговора. И еще две подруги. Их надо опросить. Еще один, исходящий, накануне убийства, надо проверить чей. Негусто. Видимо, убитая была не очень общительна.
Тем более, кому могла понадобиться пожилая, небогатая, скромная переводчица? Кому она помешала?
Убийца был мужчиной, это вытекает из силы удара и траектории его направления. Этот мужчина ростом не менее 184 см. У сына, какой рост? Вот данные: 183см. Ну, один сантиметр не играет большой роли. Вполне подходит.
Иванов позвонил оперу Мише. Миша вошел и доложил результаты опроса двух приятельниц убитой. Валерия Ивановна – 50 лет, тоже работает в издательстве. Подтвердила, что покойная Валентина Куницкая обществу предпочитала компьютер, была явным трудоголиком. Вот что интересно, в рот якобы и капли не брала. А тут на столе бутылка красного вина, правда, марочного. Вино принес убийца? Но пили двое, на столе две рюмки с остатками жидкости на дне. Что сказала вторая приятельница? Ага, интересная информация, в последнее время Валентина ходила подавленной, часто задумывалась. Но проблемами не делилась. Ее кто-то шантажировал? Зачем шантажисту убивать жертву? Она ему нужна как источник дохода. Тоже еще – источник с зарплатой вроде вахтерской. Нет, не то.
Сын Дмитрий. Странно как-то держался, когда приехал в квартиру. Весь дрожал, но особого изумления не выказал. Вроде даже, сказал опер, на лице у него промелькнула тень облегчения. Чем могла мешать ему мать? Нуждался в деньгах, а тут квартира в наследство? Это мотив. Да, этого Дмитрия надо пораскручивать.
Но зачем она стала бы пить с сыном? Если не пила вообще?
- Миша, - сказал Иванов, - что у нас по Дмитрию?
- Банковский кредит, - хмыкнул Миша. – Не платит уже год в связи с сокращением объема работ на его фирме. У него оплата от выработки. Банк на него в суд подал.
- А что в залоге?
- Его собственная квартира, - снова хмыкнул Миша.
Опа! Вот тебе стопроцентый мотив.
- Сюда его, - коротко бросил Иванов.

В кабинет вошел молодой человек лет тридцати. Хорошо одет, ухожен, интеллигентного вида. Нервничает.
- Когда вы последний раз были у матери, - спросил Иванов, с интересом вглядываясь в лицо подозреваемого.
- В день убийства. Часов около пяти.
Ого! Если убил он, то довольно наглый. Или понимает, что его кто-то мог видеть и заранее готовит платформу для оправданий?
- О чем вы разговаривали?
- Я приходил советоваться с ней по поводу отношений с моей женой. На мне кредит висит, вы это уже, наверное, выяснили, а жена собралась уходить, боится, что мы останемся на улице, не хочет делить со мной тяготы, как я понимаю. Хочет вернуться к своим родителям.
- И что вам посоветовала покойная матушка?
- Она сказала, чтобы я ни о чем ни беспокоился, скоро я получу ее квартиру в наследство, советовала потерпеть немного.
Да он, что, дебил? Что же он говорит-то? Сам против себя!
- Так, та-а-ак, - протянул Иванов. – Вино вместе пили?
- Нет. На столе стояла бутылка красного. Кинзмараули. И два бокала. Но она не предлагала мне пить. Вообще я удивлен, она терпеть не могла алкоголь. Ни капли не пила, даже на Новый год.
- А вы ее не спросили, к чему банкет?
- Спросил, она ответила, что ждет гостя.
- Дмитрий Николаевич, вы понимаете, что на вас падает подозрение? Вы пока у нас единственный подозреваемый.
- Я понимаю, я не глуп. Но поверьте, никакие материальные затруднения не могли бы заставить меня совершить такое. Я очень любил маму. – Голос у него дрогнул.
Иванов протянул ему лист бумаги с подпиской о невыезде.
Опер Миша доложил о том, что выяснил, кому убитая звонила накануне рокового дня. Ее давний знакомый – Колосов Николай. Бизнесмен. Когда-то был крупный бизнес, торговля металлом, потом разорился. Начал подниматься сначала, на мелком. Деньги ему тоже, конечно, нужны. Вот только какой прок от переводчицы испанской поэзии?

- Николай Петрович, как давно вы знакомы с убитой Куницкой? – спросил Иванов.
Крупный мужчина с интересной небритостью на щеках. Рост подходящий. Самоуверен.
- Давно. Уже не помню когда познакомились. У меня тогда был ларек на базаре китайской обуви. Она покупала у меня, мне было интересно с ней разговаривать. Эрудированная женщина.
- В каких годах вы держали на базаре ларек?
- В середине 90-ностых.
- А точнее?
- С 92 по 98 год.
- В каком именно году Куницкая начала покупать у вас?
- Я не могу помнить. Сначала я ее не замечал, покупательница, как покупательница. Потом разговорились. Интересный человек, собеседница.
- Личных отношений не было?
- Нет.
- У нас есть распечатка телефонов Куницкой. Она звонила вам накануне убийства. Вы говорили с ней 10 минут. О чем?
- Она пригласила меня в гости. Хотела вспомнить прошлые годы.
- Мы обнаружили много ее звонков к вам на предыдущей до убийства неделе. И что, вы отказывались придти?
Он начал обнаруживать признаки нетерпения.
- Я очень занятой человек. У меня нет времени на пустые разговоры.
- А в день убийства были у нее? Если да, то в котором часу?
- Был. В пять часов.
Вот те раз! Второй визитер. И в те же пять часов. Куницкая, согласно заключению судмедэкспертизы, была убита в семь.
- Вы никого не встретили у Валентины?
- Никого. Мы говорили полчаса, и я ушел.
- Точно никого не встретили?
- Нет.
Оба были в пять часов?! И оба утверждают, что больше никого не было. Ни тот ни другой не упомянули о втором госте. Значит, один из них врет.
- Вы пили с ней Кинзмараули?
- Я видел на столе бутылку, два бокала и вазочку печенья. Она сказала, что ждет знакомого. Но вместе мы ничего не пили. Когда я уходил, бутылка стояла на столе запечатанной.

Иванов вызвал вторую приятельницу Куницкой – Тамару, которая утверждала, что Валентина в последнее время была чем-то подавлена.
Тамара, спокойная, полная женщина лет 45, работала в издательстве корректором. Пояснила, что с Куницкой общалась в основном потому, что правила ее переводы. Обе увлекались испаноязычной поэзией и могли на эту тему говорить часами. Других точек соприкосновения не было.
- Вы не могли бы хотя бы предположить, что угнетало убитую в последнее время? Она никак не делилась с вами какими-то обстоятельствами? – спросил Иванов.
- Нет, но я думаю, что это было связано со здоровьем. Валентина была замкнутым человеком, раскрывалась только, когда мы обсуждали Неруду или Лорку. Но я заметила, что в последний месяц, когда мы обедали в кафе в издательстве, она несколько раз выбегала из-за стола в туалет, ее тошнило.
- Это не могла быть беременность? –
- В 52 года? Не думаю.
- Сколько лет вы знакомы?
- С тех пор, как я начала работать в издательстве. Подождите, это когда я туда пришла? А, ну да в 1990 году. А она там была уже давно.
- Скажите, она в эти годы, начало 90-ых часто меняла обувь?
- Обувь!? Странный вопрос. Ну, не знаю. Я такого за ней не замечала. Она вообще не была шопоголиком, одеждой не увлекалась.
- А она никогда вам не рассказывала, что любит китайскую обувь, не предлагала вам что-нибудь у нее купить, что ей не подошло по размеру? Или помочь приобрести обувь по выгодной цене?
- Нет. Никогда у нас таких разговоров не было. Повторяю, она вообще этим не увлекалась. Могла годами в одних туфлях ходить. Пока те не разваливались.

Интересно. Значит, Колосов врет, что она была его постоянной покупательницей. У них были другие общие точки соприкосновения. Какие?
- А кроме подавленного настроения из-за здоровья, как вы думаете, у нее могли быть другие неприятности?
- Ну, на работе точно нет. У нас ее ценили. Талантливый человек. Главный редактор к ней хорошо относился.

Итак, пока ничего нового, кроме вранья Колосова. Подводим предварительные итоги: у сына кредит, рискует потерять квартиру и жену одновременно. Мотив однозначный. Колосов врет насчет обуви. Один из них врет, что приходил к ней в пять часов. Кто именно? Возможно, приходили позже? Опрос соседей ничего не дал. Но их мог видеть около ее дома кто-то из дальних знакомых. Вот почему оба сказали, что были у нее в день убийства. Надо искать общих знакомых ее и обоих подозреваемых, которые могли быть около ее дома в тот день.
Надо же, за неделю до убийства ЖЭК убрал скамейку у дома, на которой обычно заседал домовой «сплетсовет», местные бабульки – неоценимый источник информации. Мол, на ней по ночам бомжи собирались, водку пили.
Собака! Кто-то мог гулять с собакой. А это не просто пройти в дом, или из дому, и все. Прогулка с собакой занимает как минимум минут двадцать.
- Миша!!!
- Да, Петр Владимирович,
- Ты точно всех опросил в доме?
- Ну, всех, кто был в тот день, когда я обходил квартиры. Вроде никого не пропустил.
- Узнай, в какой квартире есть собака, и попроси этого человека вспомнить, видел ли он сына Куницкой, или другого человека возле дома в день убийства. Вот, покажи фото Колосова.

Вторичный опрос соседей, которых не было в день первого опроса, дал результат. Одна соседка сказала, что действительно видела сына Куницкой, входящего в ее подъезд в день убийства, но не могла припомить, в котором часу. Только вспомнила, что было еще светло. Значит, до семи. Но это еще не значит, что он не оставался у матери в квартире до семи часов. Другой сосед, из рядом стоящего дома, видел человека, выходящего из ее парадной в четверть восьмого, но не смог опознать Колосова по фотографии. В четверть восьмого уже темно. Точно мог утверждать только, что это не житель данного дома. Собственно, что это дает? Доказательств никаких. Пока тупик.

- Петр Владимирович, а мы ведь одну мелочь упустили, - робко произнес молодой опер Миша. – Мы вот распечатку ее телефона проверили, а на компе должна быть почта – мэйлы. Мы их не проверяли, может там что-то есть.
Иванов покраснел. Ну да, молодое поколение с этими компами на «ты», вот же, сообразил засранец. А он-то старый опытный волк сыска, упустил.
- Ну, это ежу понятно, что комп надо посмотреть, тоже мне, находка, - раздраженно начал он. - Только ведь для входа в квартиру надо взять допуск у полковника. Она еще опечатана, пока сын в наследство не вошел, - пробурчал Иванов.

Допуск был получен. С двумя понятыми Миша и второй опер Саня, отправились изымать компьютер Куницкой. Принесли в отдел. Вызвали компьютерщика, на случай, если там стоит пароль. Пароля не было, и компьютерщик беспрепятственно вошел в ее почту. Так, заказы на перевод от других работодателей, ответы. Несколько личных, но не любовных посланий. Поздравления с праздниками. Ничего особенного.
- А это что? – спросил Миша. – Странное послание. Посмотрите, Петр Владимирович, вот от кого-то мэйл: «Валя! Ты что за херню гонишь? Что за святые у тебя?» и подпись – Костя.
Действительно странно. Костя! Главного редактора зовут Константин Петрович. Срочно к нему.
- Константин Петрович, это ваше послание?
Редактор покраснел.
- Ну, мы с Валентиной много лет работали, так что были на ты, и такое слово я мог употребить…
- Да не волнует меня ваше слово. Что вы имели в виду под «херню гонишь, что за святые у тебя?» Вы подозревали ее в неадекватности, или имели в виду какие-то странные обстоятельства?
- Ну, скажем так, обстоятельства. Всю последнюю неделю она присылала фрагменты перевода книги, как обычно, почтой, но в конце каждого стихотворения стояла строчка: «El ojo del Santo lo ve todo».
- Ну и что?
- Да то, что никакого отношения к тексту это не имело. У автора нет такой строчки. Глупость какая-то. Я сначала подумал, что это машинально впечаталась строчка из какого-то другого текста, но она так заканчивала каждый фрагмент. Так что это не опечатка. Она вставляла эту строчку намеренно.
- А что она означает?
- В переводе на русский: «Око святого видит все». Но она никогда не была религиозной, и никакими святыми не увлекалась. Странно.

Нет, не странно, у Иванова раздулись ноздри. Куницкая на что-то намекала. Сказала сыну, ты скоро получишь наследство. Знала, что будет убита? А это - намеренное послание. Кому? Сыну? Редактору? Зачем? О чем? Подозревала сына в намерении убить ее и предупреждала, что Бог все видит? Но почему не око Бога, а око святого? Какого именно святого? Странный способ обращаться к сыну через главного редактора. Может быть затем, что сын на своем компьютере стер бы такое предупреждение, а редактор нет? Если сын собирался убить ее, и она об этом подозревала и так и сказала ему, что скоро он получит ее квартиру в наследство, то он-то зачем повторил ее слова следователю? Это же не в его интересах.
Иванов вертелся на диване, который, казалось ему, специально выставил наружу все пружины. Не мог заснуть. Что за святой? Какое око? И точно, херня! Но херня-то со смыслом. Только где он? Ускользает, точно рыбка в аквариуме, когда хочешь ее поймать за хвост. Но что-то мучит его, вроде какое-то воспоминание, что-то связанное со святыми. Что?

- Ми-и-ша!!!
Миша стрелой ворвался в кабинет.
- Срочно за допуском в квартиру! И понятыми. Картину помнишь?
- Какую картину?
У Миши на лице растерянность. В голове вертится пошлая фраза еще со школьных времен: картина Репина «Приплыли».
- Картину, что у нее в гостиной висит. Над входной дверью. Ну, копия. Там такой голый скривленный дядька нарисован. Весь утыканный стрелами. И подпись: «Мурильо. Святой Себастьян».
- Ну?!
- Там в глазу что-то есть! Камера должна быть!

В кабинете Иванова собрались два опера, Миша и Саня, полковник Васин, ну и сам хозяин кабинета, конечно. Подключили камеру к монитору. На экране поплыло изображение. Комната Куницкой, стол с бутылкой «Кинзмараули», две рюмки. Она сама, сидит за компьютером. Что-то не то. А, вот что, звука нет. Она уронила ручку со стола, должен был послышаться звук удара ручки о паркет, а его не было. Она не смогла подключить звук? Повернула голову к камере, то есть к двери, словно на звонок, встала, пошла. Прошло минуты три. Изображение четкое, только без звука. Вошел гость, высокий мужчина, идет к столу, то есть спиной к камере. За ним идет хозяйка дома. Приглашает к столу. Он садится. Снова, спиной к камере. Куницкая явно старается повернуть его лицом к дверям, пересадить за другой стул напротив камеры, но у нее это не получается. Она просит его пересесть, он не соглашается, не понимает, зачем это. Делает пренебрежительный жест рукой. Она настаивает, он резко бьет рукой по столу. Его явно тяготит этот визит. Валентина садится, раскупоривает бутылку, наливает себе и гостю. Что-то говорит. Мужчина отвечает, выпивает рюмку вина и собирается встать. Куницкая начинает разговаривать с ним явно насмешливо, словно провоцируя на что-то. Подходит к буфету и вытаскивает из ящика фотографию. Показывает мужчине. Тот вскакивает и пытается вырвать из ее рук фото. Ему это удается. Он рвет фото на четыре части, сует обрывки в карман, затем наносит Куницкой удар ладонью по лицу. Она отшатывается и резко что-то кричит ему. Он снова наносит ей удар, а она словно специально напрашивается на войну с ним. Что-то ему кричит. Он хватает бутылку со стола и наносит ей последний удар по голове. Куницкая падает. Мужчина наклоняется над ней, щупает рукой пульс на шее. Смотрит зрачки. Затем вытаскивает из кармана носовой платок, вытирает тщательно бутылку, рюмки, спинку стула, за который держался. Обматывает руку платком и оглядывается вокруг. Это…
- Колосов!- разом вскрикнули все присутствующие.
На экране монитора Колосов идет к дверям, проходит мимо камеры.

- Вот это да! – пришел в себя опер Саня. – Так она сама его на убийство спровоцировала, выходит? И камеру заранее включила. Зачем ей это?
- Потом выясним, - возбужденно сказал Иванов, - ребята, шагом марш на задержание. Бегом, пока не смылся из города.

Но Колосов и не думал смываться, поскольку считал, что следов не оставил никаких. Был удивлен, но спокоен при задержании. Грамотно попросил разрешения сделать один звонок адвокату. Иванов позволил. Приехал адвокат Колосова, Зайцев, предложил следователю изложить мотивы задержания.
- У нас есть веские причины подозревать вашего клиента в убийстве, - весело и даже с вызовом сказал Иванов.
- Это какие же? - ехидно спросил Зайцев.
- Ой, какие веские, - пропел Иванов. – Если желаете, можете оставаться при допросе. Только попрошу сидеть молча.
- Ну, молча, я сидеть не буду, - взъерепенился Зайцев, - и если вы в рамках допроса будете нарушать процедуру…
- Тсс. Тсс. Все пойдет путем, - прищурился Иванов.
Он прошел за стол и сел на свой привычный скрипучий стул, который Миша уже несколько лет предлагал ему заменить, но Иванов считал, что стул счастливый и подсказывает ему решение проблем. При этом Миша всякий раз интересовался, какому именно месту подсказывает стул.
Перед столом уселся Колосов. Сбоку от него адвокат. Два опера в углу. Конвойный у двери. Все как всегда.
Иванов протянул Колосову лист бумаги и предложил описать, при каких обстоятельствах и по какой причине Колосов убил свою давнюю знакомую Валентину Куницкую.
Колосов пожал плечами.
-Мне нечего писать. Я вам все рассказал. Был у нее в пять часов, поговорили, и в пять тридцать я уже ушел.
- Вино с ней пили?
- Я уже говорил, нет. Она ждала кого-то другого, и вино приготовила для следующего гостя. Видимо тот и пил с ней позже.
- Она показывала вам какие-то фотографии?
У Колосова сузились глаза. Заходили желваки на скулах.
- Нет! Какие еще фотографии? Мы с ней никогда вместе не фотографировались, что за чушь?
- Я не спрашиваю, фотографировались ли вы с ней. Я спрашиваю, какую фотографию она вам показывала в тот день? Колосов, у вас есть шанс смягчить наказание. Это явка с повинной. Рекомендую. Очень. А то загудишь по полной.
- Это давление на подозреваемого. Я протестую, - вмешался адвокат.
Колосов покраснел и стал задыхаться.
- У него гипертония. А вы действуете запрещенными методами. Я требую вызвать скорую, - начал адвокат.
- Двух конвойных я сейчас к нему вызову, и пусть посидит в СИЗО, пока не одумается. И не расскажет нам, по какой причине он убил Куницкую, - спокойно продолжил Иванов.
- Ну что? Вы порвали это фото на четыре части, да? И остатки спрятали в правый карман, именно в правый, так? А потом бутылкой по голове убили хозяйку дома. Ай-яй-яй! Это после того, как распили с ней бутылку такого замечательного вина? – издевался Иванов.
Колосова, казалось, удар хватит.

- Это невозможно. Там же никого не было…
- Ага, уже ближе к истине. Ну, так, что за фото? За что убил? Колосов, с повинной писать будешь?
Адвокат Зайцев разинул рот от удивления. Он отнюдь не считал Колосова невинным младенцем, пару раз уже выпутывал его из неприятностей, но там все было ясно. А здесь… На кой черт ему понадобилось убивать нищую литераторшу? Да кто она такая? В чем могла перейти ему дорогу?
- Хорошо. Я все напишу. Куницкая шантажировала меня. У меня был роман с одной женщиной. Она случайно сфотографировала меня с ней на пляже и грозилась показать моей жене, если я не дам ей 10 000 долларов.
- Колосов, - Иванов закурил сигарету и тут же положил ее в пепельницу, он дал себе слово бросить курить. – Колосов, не морочь мне голову. Для тебя 10 000 не деньги, чтобы из-за них на мокруху идти. А твоя жена из-за какой-то фотки тебя с такими деньгами не бросит. Она о тебе и похуже знает. О твоей личной жизни. Да и мы уже тоже.
- У меня не было другого мотива. Я очень дорожу покоем своей жены.
- Настолько, что другую решил навечно успокоить?
- Мой клиент сделал чистосердечное признание. И вы должны это ему засчитывать. А мотивы ищите сами, это ваша работа, - вмешался Зайцев.
Конвойные увели Колосова. Оперативники остались одни.
- А ведь правда, нет у нас мотива. Насчет женщины он врет, конечно. Жаль, что у Куницкой не было камеры со звуком, - задумчиво произнес Иванов.
- Какая нам разница, - спросил Саня. – Он убил, есть видео. Получит свой срок как миленький. Тут прокурору и делать нечего.
- Да уж нет, Сашко, – ответил Иванов. – От мотива зависит срок. Куницкая не была той женщиной, которая могла бы шантажировать за деньги. Тут что-то другое. Да я сам знать хочу, независимо от прокурора.

Дмитрий тоже категорически отрицал, что его мать была способна на шантаж за деньги. Да и что за сумма? В банк он должен в несколько раз больше. Десять тысяч его проблемы не решили бы. Нет, не такой она человек. Видео он смотреть отказался. Да если бы и попросил, Иванов бы ему отсоветовал. Самому, несмотря на большой стаж в угро, неприятно было смотреть, как убивают пожилую женщину.
Следствие можно было бы заканчивать на первом же этапе. И передавать дело в суд. Но как быть с мотивом? Колосов стоял на своем. Адвокат строчил жалобы. А Иванову хотелось докопаться до сути. Одна фраза Миши не давала ему покоя. В самом начале, когда еще они подозревали Дмитрия, Миша сказал, что когда он увидел мать убитой, у него на лице промелькнула тень облегчения. Из-за квартиры? Противно, не хочется так думать. И еще одно свидетельство осталось неразгаданным. Тамара, корректор, сказала, что ее что-то угнетало в последнее время. Может быть, наоборот, Колосов шантажировал ее? Но зачем она тогда подставила сама себя под удар? Нарочно вызвала его на убийство? Что-то угрожало Дмитрию со стороны Колосова, и она таким способом убрала от сына врага, посадив его в тюрьму? Надо снова с Дмитрием поговорить.
Разговор с Дмитрием принес некоторые плоды. Он объяснил, что мать была больна раком желудка и отказывалась принимать химиотерапию. Объясняла, что понимает, у нее четвертая стадия и химиотерапия только продлит ее мучения. Да, действительно, первая мысль, когда он ее увидел, была такая, мать не будет испытывать тех страданий, которые испытывают в последние месяцы раковые больные. Нет, конечно, не о квартире он думал, а именно об этом. И когда она сказала, что скоро он получит в наследство ее квартиру, он думал, что она имеет в виду именно свою болезнь. Теперь-то он понимает, она знала, что будет убита через два часа. Нет, зачем ей понадобилось провоцировать Колосова на убийство и снимать это на видео он не знает. И что за фотографии, тоже.

Два месяца, положенные законом на следствие, истекли. Полковник Васин велел оформлять дело на передачу в суд. Есть мотив, нет его, какая разница. Дело раскрыто, убийца – вот он. Не морочьте сами себе голову ребята. Меньше он отсидит, больше, да вам-то что?
Иванов чувствовал себя не в своей тарелке. Вроде все-таки чего-то недоделал. Васину все равно, пускай. Ему статистика нужна. Но ведь за этим делом могли стоять более тяжелые преступления. В том, что Куницкая не требовала от Колосова десять тысяч, Иванов и не сомневался. Там интрига закручивалась похлеще. Сыщицкое самолюбие Иванова было задето.

В суд были вызваны свидетели, главный редактор, обе товарки Куницкой по издательству, и Дмитрий, признанный следствием по делу, потерпевшим.
Привезли Колосова, конвойные завели его за решетку «зэчки».
Началось заседание. Судья огласил состав суда, разъяснил подсудимому его права. Выступил прокурор, зачитав обвинение. Попросил у суда для Колосова 8 лет лишения свободы. Дмитрий сжимал кулаки. Жизнь его матери прервана таким зверским образом, судья даст ему максимум пять, этот скот отсидит половину срока, как у нас водится, и выйдет на свободу.
После обвинителя слово взял адвокат Зайцев. Он жалостливо описал несчастливое детство своего подзащитного, трудности, с которыми он столкнулся, начиная бизнес с маленького ларька дешевой китайской обуви, потом неимоверными усилиями достиг положения в крупном бизнесе - торговле металлом. Описал неистовую привязанность Колосова к жене и его трогательную защиту ее нервного состояния. Дмитрию было душно, хотелось въехать убийце матери в скулу, нос, бить его ногами, но он сдерживал себя и старался не смотреть за решетку «зэчки».
Адвокат закончил речь на патетической ноте – попросив у суда снисхождения и максимально мягкого наказания его клиенту, который действовал в рамках защиты покоя своей семьи.

Обвинитель попросил продемонстрировать суду видеозапись убийства. Запись была продемонстрирована. Да, действительно убил, но то, что Куницкая его спровоцировала, настойчиво угрожала, было видно.
- Вот, господа, - произнес адвокат Зайцев, - вы сами можете видеть, как убитая шантажировала моего подзащитного, она требовала от него крупную, неподъемную сейчас для него сумму денег, угрожая разрушить его семью. - Наглая шантажистка! – патетически закончил он.
Дмитрий, не помня себя, рванулся к адвокату, - не смейте оскорблять мою мать, - кричал он. - Вы ноги ее не стоите!
По знаку судьи к Дмитрию подбежал милиционер.
- Потерпевший, возьмите себя в руки, - постучал молоточком по столу судья. – Я сейчас велю вывести вас из зала. Немедленно сядьте.
Дмитрий без сил опустился на скамейку. Да, сладкоголосый Зайцев явно брал верх над равнодушным и усталым прокурором.
- Должно быть, ему хорошо Колосов заплатил, - думал Дмитрий, вот и отрабатывает. А прокурор на зарплате. У него таких дел навалом.

В коридоре послышался шум. Вошел милиционер.
- Ваша честь, там какая-то женщина, требует впустить ее в зал, говорит, что у нее поручение от Валентины Куницкой.
- Какое поручение? Куницкая два месяца как мертва.
- Говорит, что Куницкая накануне убийства поручила ей прочитать прилюдно это письмо. Она хочет выполнить волю покойной.
- Впустите ее, - распорядился судья.
В зал вошла худенькая женщина 45 лет. Одета просто, но со вкусом. В руках большой пакет. Несколько стесняется большого стечения народа и повышенного внимания к ней.
- Представьтесь, пожалуйста, - предложил судья.
- Зоя Ивановна Куркаева. Родилась в Одессе, работаю завотделом иностранной литературы научной библиотеки имени Горького.
- Какое вы имеете отношение к убитой Куницкой?
- Она обслуживалась у меня в отделе, мы так и познакомились. У нас были общие любимые авторы, общие интересы. Валентина Михайловна говорила, что ей больше ни с кем так не дышится, как со мной.
Голос ее дрогнул.
- Валя была святым человеком, бессребренница, очень талантлива. Так, как она чувствовала латинскую поэзию, это редкость, это врожденное.
- Поясните, что вам поручила Куницкая, как это произошло?
- За несколько дней до того, как случилось это несчастье, Валя пришла ко мне и принесла этот пакет. И сказала, откроешь, когда меня уже не станет. Только не раньше. Я думала, что она имеет в виду свою болезнь. Она говорила, что о ее близкой смерти знаем только ее сын Дима и я, она никому больше не говорила. И просила, чтобы я никому не рассказывала. Я только потом поняла, что такая таинственность была частью ее замысла. Она боялась утечки информации. То есть, не хотела, чтобы Колосов знал о ее близкой смерти и чтобы боялся ее.
Колосов в «зэчке» приподнялся и тяжело задышал.
- Продолжайте.
- Так вот, когда мне сообщили о смерти Вали, я вскрыла конверт. Там было письмо ко мне, во втором, запечатанном конверте, письмо к сыну Диме и около десятка фотографий. Я прочла письмо ко мне. Валентина писала, что ей недолго осталось жить, но уйти из этой жизни она хочет с пользой для общества. Она так всю свою жизнь прожила, все думала о пользе для общества. Она написала, что просит меня обнародовать ее письмо в тот день, когда будут судить ее знакомого Николая Колосова и зачитать его в суде. Не раньше. И отдать в суд эти фото. Я так и делаю.
- Читайте.
Куркаева вытирает глаза. Читает.

«Дорогая Зоя! Когда ты будешь читать эти строки, меня уже не будет на свете. Убьет меня Николай Колосов, мой давний знакомый. Вот почему я просила тебя никому не говорить, что скоро умру своей смертью. Не хотела, чтобы он понадеялся на болезнь, а убил бы меня сам. Я вставлю видеокамеру в глаз картины, что висит у меня над входной дверью в гостиной и дам об этом знать Косте, редактору издательства. Он человек умный и обратит на мои знаки внимание. В любом случае, их расшифрует следователь.
Зачем мне это нужно? Помнишь, когда-то у нас с Димой была небольшая дача. Потом мы продали ее, когда у Димы пошли плохо дела. Однажды весной мой дальний знакомый, Николай Колосов, попросил меня не выезжать летом на дачу, а сдать ему, и предложил очень большие деньги. Наша дача столько не стоила. Но он поставил условие, за все лето ни разу не приезжать туда и отдать ему все ключи. Мне это условие показалось странным, но деньги были приличные, я подумала, что один сезон мы с Димой на дачу не выедем, и отдала ему все ключи. Ты же помнишь, там было четыре двери с четырех сторон дома. Плюс дверь кухни, через которую тоже можно было пройти в дом. Они лежали в мешочке, он забрал весь мешочек, посмотрел еще в ящике, где раньше был мешочек, нет ли там еще ключа, и отдал мне деньги. Попрощался до октября, строго-настрого запретив мне появляться на даче. Но через месяц явились представители соседа, который в это время приватизировал землю, и поставили мне условие отодвинуть забор. При этом мы теряли значительный кусок земли. Надо было бороться, а земельный план и прочие документы были в ящике письменного стола на даче. Я позвонила Колосову, но мне ответил автоответчик на арабском языке, и я поняла, что он заграницей и трубку не возьмет. У меня был один выход - нарушить договор. Я взяла ключ от кухни, единственный, который у меня оставался, только лишь потому, что я о нем забыла и не отдала, и поехала на дачу.
Первое, что меня поразило, это стоявший на нашем огороде огромный грузовик с российскими номерами. Я прошла в комнаты. Всюду до потолка было забито деревяными ящиками с надписями, относящимися к российской армии. Один ящик был открыт, там лежали упакованные в промасленную бумагу автоматы.
В самой дальней комнате я увидела расстеленную кровать, на прикроватном столике Коран, на гвозде, вбитом в стену, мужские вещи. Записная книжка на иностранном языке. Еще лежал цифровой аппарат. Я уже понимала, что оставаться там опасно, но не могла пересилить свое любопытство. Просмотрела снимки. На них был снят Колосов в компании бородатых людей в мусульманских платках, сцены выгрузки оружия из грузовиков, он же у костра в обнимку с каким-то мужчиной, чьи снимки я видела в Интернете - один из полевых командиров чеченских боевиков. Еще на письменном столе лежала карта автомобильных дорог, где была прочерчена красным фломастером автомобильная дорога: Приднестровье – Одесса – Ростов-на-Дону - Грозный.
Я вынула из фотоаппарата чип-карту. Схватила свои документы и бросилась вон из дома.
С чип-карты спечатала снимки. Я уже все поняла. Колосов занимался кровавым бизнесом, закупал через Приднестровье российское оружие и продавал его чеченским боевикам, которые из этого оружия убивали российских мальчиков. Как правило, на деньги, полученные от этого бизнеса, в Чечне закупались наркотики и завозились в Украину. И губили украинских мальчишек.
Судя по телефону, Колосов был еще заграницей. Отвечал арабский автоответчик. С этими снимками я пошла в СБУ и Российское консульство. Каковы же были моя горечь и разочарование, когда я поняла, что наше СБУ считает это внутренним российским делом, либо уже хорошо проплачены, а россиянам проще делать вид, что таких позорных фактов их биографии просто нет. Никто не хотел этим заниматься. Но Колосов внезапно исчез, видимо его предупредили, а потом исчезло с нашей дачи все оружие и прочие мусульманские атрибуты. Я поменяла замки и ничего не сказала Диме, чтобы его не волновать.
Спустя несколько лет Колосов снова появился в Одессе, я испугалась, что он заявится ко мне, но видимо, он считал, что чип-карту забрало СБУ.
Прошло несколько лет, я узнала, что тяжело больна и мне недолго осталось жить. Однажды я проходила по Горсаду и увидела такую картину: молодой парень выкручивал руку своей матери, а она плакала и повторяла, на это я тебе денег не дам. Я поняла, что парень наркоман, это было по нему видно, и требует у своей матери деньги на наркотики, а она не дает.
Мне стало плохо. Я ощутила боль этой матери как свою. У меня подкосились ноги, я села на скамейку и плакала одновременно с этой чужой женщиной. И думала о том, что может быть именно наркотики, на которых заработал свое кровавое состояние Колосов, были теми, что привели к гибели этого молодого красивого парня.
Я дала себе слово, что Колосов будет сидеть в тюрьме. Снова заявлять в государственные органы были бесполезно, он их проплатит и купит с потрохами. Они его не посадят. Нужно было придумать что-то такое, чтобы несмотря ни на какие взятки, Колосова нельзя было не посадить. И я придумала заманить его к себе, показать одну из фотографий, где он в обнимку с чеченцами и сказать, что я все знаю, и обязательно его посажу. Он убьет меня, а видео не даст возможности нашим доблестным «правоохранителям» сделать вид, что это убийство осталось нераскрытым или свалить его на какую-то очередную невинную жертву своей статистики.
Я дала себе слово, что Колосов будет сидеть, и он будет сидеть!
Зоя, я прошу тебя зачитать мое письмо прилюдно в суде и отдать судье все фото, которые я к нему прилагаю, а во втором, запечатанном конверте, прощальное письмо для моего Димочки.
Прощай дорогая, я уношу с собой светлую память о тебе, моей единственной подруге. Не жалей меня, я счастлива, что хоть таким образом внесу в этот мир толику справедливости.
Твоя Валентина».

Куркаева закончила читать. В зале стояла мертвая тишина. Колосов сидел, втянув голову в плечи. Дмитрий тихонько вытирал глаза. Вдруг из угла донеслись рыдания и женский голос: мой сыночек тоже, тоже… Будь ты проклят!
Куркаева подошла к столу судьи и положила на него кипу фотографий.

В связи с вновь открывшимися обстоятельствами, прокурор попросил у суда для Колосова 15 лет лишения свободы.
Суд удовлетворил требование обвинения.

11 марта 2011 г.