Odessa DailyМненияВиктория Колтунова

Виктория Колтунова: Белые мыши и кот № 8.

Виктория Колтунова

30 апреля 2019 в 12:18
Текст опубликован в разделе «Мнения». Позиция редакции может не совпадать с убеждениями автора.

Мне было 18 лет, когда я окончила школу и решила поступить на филфак университета, потому что давно уже печаталась в солидных газетах с развернутыми рецензиями на книги, фильмы, и театральные спектакли.

Виктория Колтунова: Белые мыши и кот № 8.

Первым экзаменом было сочинение на тему «Образ Евгения Онегина».  Я получила двойку и вердикт экзаменатора – не раскрыта тема. На второй и третий год тот же результат. Но это было потом. А в первый свой провал, чтобы не терять время, и набрать необходимый для лучшего прохождения в вуз рабочий стаж, я пошла работать препаратором отделения микробиологии ЦНИЛ Медина. ЦНИЛ – центральная научно-исследовательская лаборатория.

В моем отделении изучались разные инфекционные болезни, которые я вталкивала в нежные бока белых лабораторных мышей с помощью шприца, наполненного бульоном, содержащим бактерии и вирусы. Кроме того, готовила лабораторию к следующему рабочему дню, выращивала мохнатые колонии микробов в чашках Петри, мыла мышиные и крысиные клетки и кормила своих питомцев кашей, сваренной в подвале на могучей кирпичной плите.

К концу первого месяца у меня на среднем пальце правой руки образовалась мозоль от шприца, потому что приходилось в день делать до 500 инъекций.

Однажды в мою лабораторию зашла Яна – лаборантка отделения  санитарии и гигиены. Она держала на руках огромного серого кота и нежно поглаживала его по голове.

- Вик, - спросила Яна, - у тебя на выбраковку мыши есть?

- Да, - ответила я, - а что?

- Да вот, несу кота № 8 на трепанацию, жалко мне его. Думаю, может напоследок жизни покормить вкусным. Пусть получит удовольствие.

Я указала на клетку, где ползало штук 100 мышей с розовыми хвостиками, закрученными в спиральки, с болячками на боках, отвисшими от распухшей печени животиками. Мне предстояло налить в поилку хлороформ, накрыть клетку клеёночным мешком и подождать минут 20, пока они окончательно  уснут. Потом, уже мертвых мышей высыпать в жерло печки, где обычно готовилась их еда. Так они ликвидировались, и заодно уничтожалась инфекция, которой они были заражены.

Яна еще раз погладила кота по круглой большой голове, подошла к клетке, открыла крышку и посадила кота вовнутрь.

Нам обеим было по 18 лет, юные, неопытные, мы не могли предугадать того, что произойдет.

Оказавшись в клетке, наполненной невиданным для кота количеством легкой  добычи, он ошалел. Глаза выпучились и загорелись жарким огнем. Он схватил ближайшую мышь и зажал ее в зубах. Мышь пискнула и замолчала, так как  ее грудная клетка была сломана. Только бешено крутился изуродованный болезнью хвост.

Остальные мыши, белые лабораторные мыши, сотнями поколений жившие в клетках, никогда не видевшие кота, не понимающие, что это такое, полностью утратившие инстинкт самосохранения, принялись его исследовать.

Они залезали ему на спину, на голову, облизывали  его ноздри, засовывали мордочки ему в уши, нюхали под хвостом.

Кот, не выпускающий из пасти полумертвую мышь, хвост которой, то замирал, то снова отчаянно вертелся как пропеллер, грозно и жадно урчал. Не желая упустить остальных, он стал бить их лапами, плашмя, со всей силы, давя и подгребая к себе, потому что ему в клетке было тесно повернуться.

Те мыши, что находились сбоку от него или сзади и даже те, что были спереди, не понимая опасности, продолжали беспечно изучать его спину, голову, уши и задние лапы, дрожавшие от возбуждения.

Перед котом росла гора лопнувших от удара сильных лап, тушек, окровавленных мордочек, смоченных натекшей из них жидкостью.

Мы с Яной смотрели на этот апофеоз убиения в оцепенении. Мы, его породившие. Выпустив Зло из кувшина с узким горлом, мы  уже не могли загнать  его обратно. Нам оставалось только наблюдать.

Лабораторный кот  № 8, которому   через полчаса предстояло подышать хлороформом, лишиться черепной коробки, чей  мозг будет поделен на две части, лобная и височная доли выброшены в помойное ведро, а стволовая часть заморожена в морозилке для того, чтобы быть потом порезанной на тонкие пластины на микротоме, положенной под микроскоп, и изученной в целях человечьей науки, не мог остановиться в угаре, в упоении захвата добычи, которая сама лезла ему в пасть.

Лабораторные мыши, утратившие инстинкты свободной жизни, которым через полчаса предстояло подышать хлороформом, быть ссыпанными в круглый зев печи, сгореть там среди другого мусора и остатков агар-агара, вместе с  колониями микробов, не замечая массовой гибели своих товарок,  не слыша их смертного писка,  толкаясь,  по головам, по спинам друг друга, продвигались к морде кота.

Эта сцена, жестокая, бессмысленная,  врезалась в мою память.  

Я подумала, вот  иллюстрация жизни тиранов и их, обреченных на погибель, народов.

И те и другие уйдут в печь истории. Через полчаса. Чуть меньше, или чуть больше. Но сначала насладятся - тираны своей властью над чужой жизнью, а мыши своей свободой умереть у морды вождя.

8 апреля 2019 г.

Виктория Колтунова


Комментарии посетителей сайта


Rambler's Top100