Odessa Daily › Мнения ›

«Чечня все больше отделяется от России»

Odessa Daily

2 июля 2015 в 17:11

Текст опубликован в разделе «Мнения». Позиция редакции может не совпадать с убеждениями автора.

Эксперты опубликовали доклад о реальном положении дел в самом «мирном, безопасном и стабильном» регионе Северного Кавказа. 30 июня неправительственная организация «Международная кризисная группа» (штаб-квартира в Брюсселе) опубликовала доклад «Чечня: внутреннее зарубежье».

В докладе всесторонне проанализирована модель функционирования Чеченской Республики за последние 10 лет. На основе кропотливо собранной, эксклюзивной информации авторы доклада, известные российские эксперты Екатерина Сокирянская и Варвара Пахоменко, дают полный политический, идеологический, религиозный, силовой и экономический расклад чеченской реальности и подводят к неутешительному выводу: «Республика все больше отделяется от России, а положение дел таково, что оно еще больше отталкивает тех чеченцев, которые искренне хотят быть частью российского государства».

Доклад рассчитан на массового читателя. Его цель — восполнить вакуум объективной информации о самом проблемном и, одновременно, мифологизированном регионе России и удовлетворить информационный запрос на Чечню, который последнее время стабильно демонстрирует российское общество.

«Новая газета» публикует полную версию доклада и интервью с одним из авторов — аналитиком программы по Европе и Азии Международной Кризисной группы Екатериной СОКИРЯНСКОЙ.

Сокирянская Екатерина Леонидовна —

кандидат политических наук, имеет степень PhD в Центральном Европейском университете (Будапешт). С 2003 по 2008 годы работала в отделениях ПЦ «Мемориал» в Чечне и Ингушетии, преподавала в Чеченском государственном университете. С 2008 по 2011 курировала программы ПЦ «Мемориал» в Дагестане и Кабардино-Балкарии, проводила исследования ситуации с нарушениями прав человека в этих республиках, организовывала открытие новых представительств «Мемориала» в Нальчике и Махачкале. С 2011-2014 годы возглавляла представительство Международной кризисной группы в России, отвечая за проведение исследований на Северном Кавказе. В настоящее время является аналитиком программы по Европе и Азии Международной Кризисной группы.

— Один из самых тревожных выводов вашего доклада — следующий: «Стабильность в Чечне хрупка и слишком персонифицирована, существуя благодаря связи между Рамзаном Кадыровым и Владимиром Путиным. Кремль создал эту систему и поддерживает ее, но он не контролирует события на местах. И хотя чеченский лидер, очевидно, искренне лоялен российскому президенту, сомнительно, что эта лояльность передастся его преемникам. Если в Москве изменится политическая расстановка сил, силовые структуры Рамзана могут создать проблемы Кремлю». Что вас привело к этому выводу?

— Дело в том, что многолетний российско-чеченский конфликт не разрешен, он загнан вглубь. Сегодня мир в Чечне можно назвать миром в минимальном значении слова — отсутствия войны. Вместо реального политического решения и интеграции региона в общероссийскую действительность все последние годы мы наблюдали имитацию этих процессов. В результате та модель урегулирования ситуации в Чечне, которая существует сейчас, не способна привести к долгосрочному миру. Эту модель можно трансформировать бескровно, точнее это пока еще можно сделать с минимальными всплесками нестабильности. Но для того, чтобы что-то менять, надо по возможности максимально правдиво описать и признать то, что мы имеем сегодня в Чечне. И объяснить, почему в долгосрочной перспективе система работать не будет. Именно такую задачу мы перед собой ставили этим докладом. Если не начать разрешать те проблемы, которые мы выявляем и анализируем в каждом его разделе, случится взрыв. Он может принять форму нового витка конфронтации между Россией и Чечней, и безусловно будет всплеск насилия внутри чеченского общества. Я все время подчеркиваю, что необходимо примирение как внутри чеченского общества, так и между чеченцами и русскими. Об этом не принято сейчас говорить, но это правда. Была война, с обеих сторон погибли люди, но процесс примирения так и не был запущен.

— Каков диагноз?

— На территории России существует регион, который будучи де-юре частью России в реальности является почти независимым политическим образованием.

Чечня живет по собственным законам, в собственном правовом поле, причем, оно действует не только в режиме контртеррористических операций, но и во всех сферах права. Чечня имеет свою собственную политическую систему, отчасти отражающую общероссийские тенденции, но, по большому счету, это уникальный для России политический режим крайне жесткой единоличной власти. Этот режим основывается на культе личности республиканского лидера, имеет свои силовые структуры, свою идеологию, свою религиозную политику, свои международные отношения и собственную параллельную экономику.
Это государство в государстве, в котором федеральные российские институты контролируются местными стронгменами, лояльными в первую очередь местному режиму и в гораздо меньшей степени той федеральной институции, сотрудниками которой они являются. Федеральные структуры, которые там есть, не способны предпринять никаких действий против желания республиканского руководства. Это одна сторона медали. А вторая заключается в том, что такая политическая структура создана Москвой, поддерживается Москвой, ее гарантом являются российские силовые структуры. Финансируется этот режим почти полностью Москвой и ею же покрывается.

— События последних месяцев показали, что в руководстве России есть люди, которые понимают опасность «чеченской модели» для целостности страны. В это число входят федеральные силовики и сотрудники Администрации Президента. Способны ли они повлиять на ту политику Москвы, о которой вы говорите?
— Кадыров — креатура президента РФ. Идеологами модели разрешения чеченского конфликта, которая была нам предложена, являются Администрация Президента и лично Путин.

Президент публично одобряет то, что происходит в Чечне. Он, в отличие от обывателя, прекрасно понимает, какие процессы там идут. Это стало очевидно, когда он рекомендовал Украине использовать ту же модель в отношении ДНР и ЛНР.
Путин прямо и четко обозначил ее ключевые столпы: покупать сепаратистский регион независимостью и деньгами. И это именно то, что происходит в Чечне уже более 10 лет. Поэтому недостаточно понимания проблемы в федеральных силовых ведомствах. Без политической воли Кремля ничего сделать нельзя.

— По вашему мнению, Владимир Путин прекрасно понимает, к каким рискам привела модель по усмирению Чечни. Более того, сам предлагает Украине модель, угрожающую территориальной целостности государства.

— Я думаю, что Путин как человек, который долго находится у власти и собирается продолжать управлять страной, считает, что со временем загнанный внутрь старый конфликт и возникшие новые станут менее актуальными. Пока и он, и Кадыров у власти, существующая модель будет работать, и никаких территориальных угроз для России нет. Но поскольку стабильность в Чечне крайне персонифицирована и поэтому очень хрупка, при любом изменении статус-кво в Грозном или Москве, которое приведет к незапланированному слому модели, возможен новый кровопролитный конфликт.

— То есть, если завтра что-то случится, что мы имеем?

— Во-первых, Кадырову будет непросто найти общий язык с любым преемником Путина. Даже когда страной руководил Дмитрий Медведев — очень близкий Владимиру Владимировичу человек, — Кадыров сохранял лояльность только Путину. Если же будет более радикальная смена власти в России, то это та потенциальная ситуация, когда сегодняшний чеченский режим может сделать новый выбор в пользу противостояния с Москвой. Ведь позиции самого Кадырова очень уязвимы. Если не будет больше такой поддержки Кремля, в первую очередь, военной и экономической поддержки, — долго ли сохранится статус-кво в Грозном? Это вопрос, на который есть почти однозначный ответ.

— А что вы понимаете под военной поддержкой чеченского режима? Это так называемая армия Кадырова? Или это российская армия?

— После отмены контртеррористической операции в 2009 году около 20 000 российских военных были выведены из Чечни. Но тем не менее, российские войска и другие силовые структуры остаются в Чечне и на Северном Кавказе. И мы все прекрасно понимаем, что федеральная силовая поддержка армии и МВД, которые не участвуют активно, но присутствуют, и является гарантией безопасности режима Кадырова.

— А как тогда рассматривать упорное желание Кадырова избавиться от последнего форпоста федеральных военных в Чечне — от Ханкалы?

— Это двоякая ситуация, и она осложняется тем, что у чеченского лидера действительно много оппонентов среди федеральных силовых структур. Тем не менее, решает все верховный главнокомандующий, и именно он обеспечивает режиму Кадырова поддержку федеральных силовиков, по-видимому, порой вопреки их желанию и позиции. Самому Кадырову, конечно, хотелось бы, чтобы российских военных было поменьше на территории региона, потому что тогда его власть ничем не ограничивалась бы. Ведь они, с одной стороны, обеспечивают безопасность режима, а с другой, являются все-таки некой сдерживающей силой в отношении самого Кадырова. Это в какой-то степени контроль.

— Совершенно невероятное для руководителя любого российского региона заявление — приказ Рамзана Кадырова стрелять на поражение в российских силовиков — не случайно было сделано на русском языке. Кадыров, который на 99% выступает в публичном пространстве на родном чеченском языке, явно хотел, чтобы его услышали за пределами Чечни. Жесткой реакции на это заявление не последовало, ситуацию предпочли замять. Но допускаете ли вы, что ситуация даже при сохранении нынешнего баланса сил, может дойти до вооруженного конфликта?

— Я практически исключаю такую ситуацию, потому что по большому счету и Москва, и Грозный держат себя в рамках, и я склонна считать связь Кадырова и Путина достаточно личной и искренней. В жизни Кадырова очень важна модель сильного старшего мужчины, прежде — его отца, а сейчас президента страны. Но вопрос в том, попытается ли кто-то поставить под сомнение его власть в Чечне, в том числе сам Путин, человек гораздо более прагматичный и менее сентиментальный.

Изменение статус-кво в Чечне возможно, только если Путин поймет, что процессы в Чечне наносят вред его репутации, его имиджу.
И тогда возможны либо резкие изменения, либо попытка ползучего захвата сфер влияния Кадырова, размывание его монополии на власть в Чеченской республике. Именно так Рамзан и понял попытку ставропольских полицейских задержать Джамбулата Дадаева в Грозном. Силовики попробовали приехать и сделать то, что они регулярно делают в Ингушетии, в Дагестане и других регионах Северного Кавказа. Но — не в Чечне, потому что Рамзан — единственный, кто контролирует силовиков на своей территории. Подобные операции они в Чечне проводят сами. И Кадыров очень четко понял этот сигнал, что пришли и попробовали посягнуть на его монополию. Именно поэтому его реакция была такой эмоциональной, он не может этого допустить. Ведь как только в республике чуть-чуть ослабнет его власть, будет выпущен джин из бутылки, прежде всего внутри чеченского общества.

— Но глава Чечни далеко не глупый человек и должен просчитывать варианты, как удерживать свою власть или что делать в случае, если нынешний баланс сил кардинально меняется?

— Я думаю, что и он, и его окружение просчитывают разные варианты. Именно поэтому так важно ближневосточное направление политики Кадырова. Поэтому у него хорошие отношения с руководителями ряда арабских стран.

У чеченской элиты есть собственность и бизнес в Турции, в Эмиратах и т.д. Это — запасные аэродромы, чтобы было куда, если что, переехать. Я думаю, что переезд — один из ключевых вариантов, которые они рассматривают, в том числе и потому, что все уже привыкли к мирной и достаточно роскошной жизни и хотят ее продолжать.
— А готовы ли они воевать за свою власть?

— Чеченцы столетиями воевали и умирали за свою родину. Но нынешняя власть, привыкшая к красивой жизни, при неблагоприятном для них раскладе, скорее всего, уедет из Чечни. Если, конечно, смогут уехать. Но если не получится, то не стоит забывать, что боевой опыт у этих ребят тоже есть.

Дело в том, что Рамзан Кадыров представляет собой некий новый современный тип лидера в Чечне, одновременно совершенно ориентальный, иерархический, которого его сторонники называют падишахом. Некоторые возразят — какой же он современный, этот простой и не слишком академичный парень из деревни?

Но простите, он строит прекрасные дороги, небоскребы, умные дома, привлекает новые технологии, активно пользуется интернетом и социальными сетями, ведет себя не так, как традиционные чеченские лидеры — вовсю демонстрирует свою семью (это не принято у чеченцев), танцует, тусуется с молодежью, дружит с байкерами. Но кроме того тренирует и вооружает по последнему слову свои силовые структуры.
— По поводу армии Кадырова отдельный вопрос. Насколько опасны те 20000 вооруженных людей, которых продемонстрировал нам Рамзан Кадыров, в случае, если они обратят оружие против Москвы?
— В условиях современной партизанской войны, большого количества воюющих не надо. Поэтому даже 1000 хорошо обученных и вооруженных людей — это не мало. В первой чеченской войне, которую российская армия проиграла, на стороне чеченцев в основном воевали те, у кого не то что особой подготовки, даже оружия не было.

— Да, но у них была поддержка населения и идея независимости. Но у меня другой вопрос — насколько будут лояльны чеченские вооруженные структуры Кадырова самому Кадырову в случае, если он вынужден будет защищать свою власть?

— Подчеркну, что мы говорим о гипотетической ситуации нового витка конфликта Грозного с Москвой. И тут очень важно понимать, что первопричина конфликта — до сих пор актуальна. Чеченский сепаратизм не умер. Он живет на кухнях, он живет в эмиграции, он спит.

— Вряд ли Рамзан Кадыров может стать преемником Джохара Дудаева. Поменять стороны второй раз не получится…

— Я задавала этот вопрос бывшим боевикам, абсолютно убежденным сепаратистам, которые воевали и были амнистированы: возможен ли у них альянс с Кадыровым? Они отвечали, что возможен и это будет стратегический альянс против России на определенный момент. Потому что у Кадырова деньги, вооруженные структуры, то есть у него — ресурс. И если все это будет способствовать достижению главной цели — независимости Чечни, то для этих людей такой союз будет выгоден. Ну а потом, говорили они мне, когда мы достигнем своей цели, мы с него спросим.

— Получается, что если завтра что-то изменится, то у Кадырова два варианта: первый — бежать. По второму варианту объединить людей вокруг него может только идея сепаратизма?

— Первый вариант — спокойно жить в составе России, соблюдать ее законы и конституцию и найти общий язык с новой российской властью. Второй — в случае противостояния с Москвой — объединить людей вокруг идеи создания национального государства на территории Чечни, в русле которой он, собственно говоря, и легитимирует свою власть. В докладе мы анализируем его идеологию и показываем, что он делает ставку на чеченский национализм, суфийский исламизм и традиционализм. Он поддерживает традиционный чеченский суфизм, чеченский язык, музыку, краеведческие музеи, внешние символы «чеченскости». Он поднимает старые вопросы, связанные с территориальными претензиями к соседям. В своих обращениях на чеченском языке, для внутреннего потребления, он пытается доказать чеченцам, что дает им широкие возможности для самоопределения, что у него тут чеченское государство, опирающееся на свои вековые традиции и религию. И части чеченских сепаратистов времен Дудаева-Масхадова вполне приятно слышать такую риторику. По крайней мере, многие из них критикуют российские власти гораздо сильнее, чем за те же грехи — Кадырова. Но все-таки в данный момент лояльность «армии Кадырова» сильно преувеличена. Для многих служба в вооруженных структурах Чечни — это в первую очередь способ прокормить свои семьи. За пределами Чечни распространено мнение, что Кадырову нет замены. Только он может удержать власть. На самом деле, я думаю,

80% чеченского МВД были бы счастливы, если бы министерство возглавил более мягкий и менее лояльный Кадырову силовик — вроде Евкурова,который при этом «в доску» лоялен федеральной власти.
И все же система воздействия на этих людей у Кадырова есть — написали же они 10 000 рапортов, что готовы выполнить любой приказ. Но это — пока существует нынешний баланс сил. Если он нарушается, тут значение будет иметь то, как мы все будем выходить из этой ситуации. Если не будет четкого плана мягкой трансформации существующей модели, в первую очередь, значительно большей интеграции чеченской полиции в федеральные структуры, то в условиях конфликта неминуемо возникнет ситуация, при которой часть чеченского МВД почувствует, что им некуда деваться, что у них есть враги и нет больше средств к существованию. И если Кадыров им обеспечит работу и защиту, то они сохранят лояльность Кадырову

— Вы говорите об ограничении власти Кадырова над местными силовиками. Но возможно ли это?

— Да, именно это мы рекомендуем. Наши критики говорят: многое из того, что мы рекомендуем, сложно сделать. Тем не менее, именно ограничение власти Кадырова, приведение его полномочий и практик его силовиков в соответствие с российской конституцией — один из наиболее важных первых шагов на пути мирной трансформации существующей модели. Последние пару лет мы наблюдали, что все федеральные структуры — начиная с Генеральной прокуратуры и Верховного суда РФ и заканчивая МВД и СКР — продемонстрировали понимание ситуации, желание и даже реальные попытки идти этим путем. Но всегда сверху была политическая установка, которая не поддерживала или пресекала такие попытки. Или, в крайнем случае, работала на восстановление нынешнего баланса, примиряя конфликтующие стороны. Но, что важно, каждый раз режим Кадырова демонстрировал восприимчивость к таким сигналам. Этот режим очень гибкий, очень сенсорный, с обостренным чутьем и это оставляет небольшой шанс на то, что трансформация все-таки возможна. И в этом, как ни странно, должна быть заинтересована и нынешняя чеченская власть.
Елена Милашина
Редактор отдела спецрепортажей