• Новости
• News
• Мнения
• Мода и Стиль
• Афиша Одессы
• Отдых
• Бизнес
• Родители
• Темы
• Психология

• Наследие Сталина
• Люстрации
• Евромайдан
• Генеральный протест
• Трибуна здравомыслия

Ресурсы путинского «консерватизма»

Мы продолжаем публикацию материалов книги «Путинская Россия: Как она возникла, как существует и как может закончиться», выпущенной в 2015 году Американским институтом предпринимательства (American Enterprise Institute).

Авторы издания — известные ученые и эксперты в различных областях социального знания. Публикация осуществляется с любезного разрешения AEI (Washington, DC). Автор раздела — директор Аналитического центра Юрия Левады, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения» Лев Гудков. Здесь, как и в других частях книги используемая терминология отражает взгляды и подходы авторов.

Введение

2013 год в российской политической жизни прошел под знаком войны Кремля с гражданским обществом. Непосредственным поводом для нее стали массовые демонстрации протеста против фальсификаций на парламентских и президентских выборах в 2011-2012 гг., которые были расценены - и общественным мнением и самой властью - как антипутинские, ставящие под сомнение законность возвращения В.Путина на президентский пост. Ответом на уличные выступления было резкое ужесточение внутренней политики, превратившее страну в откровенно полицейское государство.

Такой поворот вполне закономерен для постсоветских режимов. На нарастающие общественные напряжения власть (не контролируемая обществом, а потому лишенная какой-либо ответственности перед своими гражданами) реагирует, прежде всего, акциями устрашения, стремлением уничтожить или нейтрализовать те силы, которые, по мнению правящей элиты, провоцируют конфликты.

Демонстрации показали несостоятельность кремлевского проекта «путинской стабильности». По замыслу политтехнологов, условием общественно-политического спокойствия и опорой режима должен был бы стать растущий российский «средний класс», экономически процветающий и патриотически мыслящий. Однако именно представители этого социального слоя и вышли на демонстрации протеста. Признание этой неудачи повлекло за собой радикальную смену ориентаций: в качестве социальной базы режима теперь стал рассматриваться не «креативный класс», двигатель модернизации, а бедные и зависимые от государства периферийные и консервативные группы.

В данной статье рассматриваются социальные и политические причины этого консервативного поворота путинского режима, следствием которого может быть как усилениеепрессивного контроля над обществом, так и реанимация традиционной идеологии «великой державы», претендующей на доминирование в постсоветском пространстве.

Режим

Сущность

Стиль путинского правления, с момента прихода его к власти, отмеченного темной историей со взрывами в российских городах в сентябре 1999 года и началом второй чеченской войны, ясно говорит о противодействии возвращению страны к общемировому или общецивилизационному руслу развития, едва обозначившемуся в 1990-е годы, о стремлении правящей группировки к последовательному проведению охранительной консервативной политики «замораживания» страны. У путинского «государства», как и государства советского времени, появились «свои интересы» (метонимическое обозначение олигархического правления) в самых разных областях общественной жизни: образовании, воспитании, «защите морали и традиционных ценностей». Такого рода идеология противоречила Конституции, но отражала понимание реальности, свойственное представителям самых важных, институтов советской системы – тайной политической полиции, образующих правящую верхушку страны. Дух этой институции, наделенной экстраординарными полномочиями, стал определяющим в функционировании нынешнего авторитарного режима. «Тайная» политическая (секретная, специальная, «особая», «чрезвычайная» и т.п.) полиция, открыто выведенная за рамки правового поля (компетенций всех других органов власти, включая – суд и правоохранительные структуры), регулируемая лишь закрытыми подзаконными актами, установила свой собственный порядок и правила для других социальных институтов, а значит – для общества в целом.

Невидимые и публично никогда не обсуждаемые спецслужбы выражали и выражают доминанту интересов авторитарного государства: подчинение общества власти, подавление или, что правильнее: стерилизацию потенциала растущей структурно-функциональной дифференциации социальной системы и связанной с этим растущей автономизации отдельных групп и социальных образований.

Именно институты принуждения (а не представительские, правовые, рыночные, культурные) являются системообразующими и символическими структурами «путинизма» - государства, возникшего на руинах советской тоталитарной системы. Управление через подзаконные и не контролируемые обществом ведомственные органы принуждения принимает формы становящейся все более интенсивной регламентирующей бюрократической деятельности, результат которой - паралич процессов и механизмов самоорганизации общества, подавление его разнообразия, сокращения пространства возможностей, предприимчивости, активности для индивидов, и соответственно, упрощения, обеднения социальной структуры.

«Провинция»: статус и идеология

В отличие от столиц и крупных городов бедная и депрессивная провинция оказалась гораздо более зависимой от государства. Она скована косной территориально-отраслевой структурой российской экономики (размещением еще в советское время в малых и средних городах промышленных предприятий, в большинстве своем ранее связанных с военно-промышленным комплексом, но сегодня находящихся в тяжелом положении). Люди, живущие здесь, вполне рационально отдают себе отчет, что без государственной поддержки, без государственных заказов и дотаций их предприятия, отличающиеся отсталыми технологиями, неконкурентные в условиях рыночной экономики, обречены на полный крах, а их закрытие обернется социальной катастрофой не только для занятых на них работников, но и для всего города или региона, ибо других источников дохода здесь не появилось. Интересы выживания заставляют население провинции отстаивать прежний порядок и сопротивляться любым изменениям. Люди не могут забыть и простить реформаторам катастрофическое снижение жизненного уровня в 1990-х годах, потерю сбережений, безработицу, многомесячные задержки выплаты зарплаты. Особенно тяжело процесс институциональной трансформации переживался теми, кто работал в системе ВПК и для кого «экономические реформы» и «демократия» однозначно ассоциировались с геополитическим поражением СССР, с «заговором Запада», с политикой США, якобы нацеленной на ослабление и развал их главного идеологического и военного противника.

Патерналистские ожидания представляют собой неупразднимый остаток, резидуум советской идеологии, которым санкционируется принудительный консенсус власти и населения. Иллюзии такого рода крайне живучи, поскольку люди хотят в них верить. Декларируемый властью порядок соответствует их пониманию справедливого устройства жизни, так как никакой другой системы отношений власти и общества им неизвестно – три поколения советских людей жили в условиях плановой государственно-распределительной экономики, идеологической изоляции и диктата. Расхождения реальности и массовых иллюзий (феномен раздвоенного сознания), в свою очередь, давно структурированы и институционализированы: представления о произволе и безнаказанности коррумпированной бюрократии, «олигархов» из окружения президента, о некомпетентности правительства и т.п. порождают всеобщие чувства бессилия и социальной незащищенности, тревоги перед неопределенностью будущего, но именно это - негативный опыт, фрустрированность и уязвимость, в свою очередь, провоцируют упования на сильного лидера, способного «навести порядок в стране», очистив ее от чиновничьей мафии и хищнического капитализма, и тем самым восстановить «социальную справедливость» в распределении общественных благ, «равенство всех перед законом» и т.п.

Режим: реакция на Протесты

Ослабление легитимности авторитарных режимов, как показывает опыт, во многих случаях ведет не к реформам и демократизации, а к диктатуре, по меньшей мере, - к попыткам ее установления. Именно такую траекторию движения мы видим у путинизма после 2012 года.

Принятые Думой в 2012 и 2013 годах законы¹ предназначены для того, чтобы поставить под контроль государства деятельность организаций неправительственного сектора, гражданского общества, а в случае их отказа – дискредитировать и уничтожить. Именно их деятельность правящий класс в России рассматривает не просто как глубоко чуждую для традиционной «национальной» культуры (в которой видят позитивную версию крепостничества – общая солидарность правящих и подданных, освященных православной верой), а как «опасные» идеи «либерализма» и демократии, подрывающие господство авторитарной власти. Помимо личной мстительности Путина, подобная акция по дискредитации общественных организаций мотивирована желанием подавить любые независимые от власти, объединения, провести чистки в общественных организациях, могущих стать каналом западного влияния, проникновения демократии, правового контроля над авторитарным режимом.

Озабоченность путинской администрации вызывают не сами участники протеста (их сравнительно мало), и даже не политическая оппозиция, раздробленная и бессильная. Лидерам оппозиции и движения гражданского сопротивления закрыт доступ к СМИ, прежде всего – к каналам федерального ТВ, находящимся под полным контролем кремлевских чиновников. Объектом давления оказались некоммерческие организации как формы общественной консолидации и каналы альтернативного официальным влияния на население, а также интернет.²

За короткое время произошла смена собственников и руководства редакций во всех крупных изданиях и медиахолдингах на более лояльных администрации президента. Заметно усилилась и направляемая оттуда же деятельность в интернете платных блоггеров (кремлевских «троллей»), ведущих агрессивную компанию по дискредитации в сети либералов и критиков режима. В итоге либерально и критически по отношению к правящему режиму настроенные группы городского среднего класса сегодня практически лишены возможности информационного и политического влияния на провинцию (средние и малые города, села), где проживает две трети населения.

Режим: Пропаганда

Путин утратил поддержку среднего класса, вернуть которую он даже и не рассчитывает. Но допустить потери управляемости в регионах он не может, поскольку это означало бы для него конец всей выстроенной им системы власти. Артикулируя в публичном пространстве социальные и правовые проблемы, порождаемые дисфункциями командно-бюрократического, «ручного» управления, публичный протест подрывает основу легитимности авторитарного режима, разрушает государственно-патерналистские иллюзии в консервативной среде, остающейся социальной базой путинизма. Поэтому усиливая цензуру в СМИ и интернете, вводя жестокие наказания за «экстремизм» и «клевету» на органы государственной власти, за «государственную измену», режим Путина стремится дискредитировать организации гражданского общества как проводников и носителей либеральной идеологии, нейтрализовать каналы их влияния на провинцию. Открытая критика коррупции, административного произвола, злоупотреблений федеральной или местной власти, правозащитная деятельность не в состоянии изменить социальный порядок, но она разрушает надежды массы периферийного населения на то, что путинское государство в состоянии проводить ту политику, которую оно декларировала в качестве своих главных приоритетов: «попечение» и «забота» о гражданах, обеспечение им известного уровня жизни, гарантий рабочих мест и доступного социального жилья, бесплатной медицины и образования, соответствия пенсий прожиточному минимуму и т.п.

В идеологическом плане нет других внутренних оснований для оправдания путинской системы господства. Другой план того же коллективного мифа содержит очень важные, но несколько иные мотивы, а именно: «возрождения России как великой державы». Воспроизводство авторитарных властных институтов сопровождается имитацией советского ампира, «Большого» - великодержавного - стиля в политике, требует постоянного подтверждения того, что геополитические позиции, которые в прежние времена имел СССР, удержаны нынешней Россией. Отсюда непомерные военные расходы (без существенной модернизации и реформы армии), пышные («царские») церемониалы в Кремле, парадные дворцы приемов, колоссальные траты на Олимпиаду в Сочи или на разного рода «встречи в верхах». Навязчивая пропаганда вдалбливает в головы обывателей мысль, что только благодаря Путину восстановилось влияние России в мире, укрепился ее авторитет в международных делах. Политическая реклама без конца на разные лады варьируют один мотив (приличный скорее для Северной Кореи, чем для страны, мнящей себя европейской): мировое сообщество «признало» Путина, если не самым сильным, то одним из самых влиятельных и успешных лидеров в современном мире.

Отрицать силу пропаганды в безальтернативном информационном поле невозможно. Авторитарный и признанный массой национальный лидер символически компенсирует комплексы национальной неполноценности, вызванные крахом Советского Союза. Идентификация с ним смягчает травму и фрустрации коллективного сознания, переживаемые российским обществом, в первую очередь - провинцией, которая переход к рыночной экономике воспринимает как крушение всего уклада жизни.

Путинский режим (как и подобные ему типы авторитарного правления, не имеющие легитимных механизмов смены власти) не стремится к чему-то большему, чем видимость общественного консенсуса. Дефициты легитимности господства компенсируются «легальным» применением силы (ставшим возможным при фактическом контроле исполнительной власти над судьями), что делает правоприменительную практику исключительно «удобной» для управляющих. То, что при этом имеет место нарушение Конституции и ранее принятых законов, остается без внимания юридической корпорации, поскольку при таких условиях нет институциональных механизмов обеспечения справедливости и правосудия. Как показывают данные социологических опросов, 80-85% населения считают, что там, где сталкиваются интересы обычного человека и государства (или чиновника), дело априори считается проигранным для обывателя.³

Поэтому путинской администрации вполне достаточно общественно-политической пассивности и терпения, оппортунизма населения, отказывающегося от участия в политике.⁴ Отсутствие протеста и сопротивления произволу кремлевская администрация принимает за массовое одобрения власти. При этом довольно значительная часть населения страны (примерно 30-35%) озабочена критическим положением дел в социальной сфере (медицине, состоянием ЖКХ, деградацией транспортных коммуникаций в сельской местности и т.п.). Но, так как это недовольство характерно, прежде всего, для социально слабых групп – социальной периферии (населения малых городов, села, низовых слоев в средних городах) и концентрировалось в хронически депрессивных социальных средах, обладающих почти нулевым уровнем самоорганизации, то для власти это раздражение не представляло существенной опасности. ⁵ Напротив, в функциональном плане оно укрепляло идеологический патернализм государства, переключая недовольство с верхов на другие уровни управления.

Общество: массовое восприятие режима и динамика поддержки

Поддержка Путина населением основывалась прежде всего на росте массового потребления. Однако связь популярности лидера с экономическим положением людей, их доходами не носит характера линейной зависимости. Идеологически более существенным моментом в этом плане была вера в то, что такое положение дел будет продолжаться (неопределенно долго) и в будущем, поскольку власть находится в одних и тех же руках. Подавляющую часть населения (и не только провинции, но и мегаполисов) не волновали явные ограничения свобод и прав человека, подавление слабых институтов демократии, имитация выборов, коррупция и прочие «дефекты» авторитарного правления. Общий тон был таков: Путин - наша надежда; если не он – то кто? Ему нет альтернативы, пусть он и дальше правит, лишь бы не повторялись те кризисы, которые страна переживала в 1990-х годах и т.п. Число недовольных политикой Путина, его оппонентов до 2010 года не превышало 7-10% при доле одобряющих и доверяющих ему на уровне 84-87%.

Кризис 2008-2009 года стал сигналом, что ресурсы и возможности такой системы управления явно ограничены и все более сокращаются.

График 1

Индекс одобрения В.Путина и Д.Медведева строится как разница между положительными и отрицательными оценками их деятельности

К 2011 году, хотя негативное влияние кризиса уже закончилось, рост доходов населения замедлился, а, начиная с 2012 года, прекратился (сначала у наиболее успешных и благополучных групп – среднего класса в столицах и крупнейших городах, а затем, с 2013 года, – и у населения провинции). Экономика страны, несмотря высокие цены на нефть, погрузилась в рецессию ⁶, грозящую продолжительной стагнацией и даже спадом, что ставит границы государственным расходам и вместе с тем – возможностям покупки властями массовой лояльности.

Ожидания роста доходов у подавляющей части населения, между тем, сохраняются, и, стало быть – начинается поиск объяснений причин, почему этого повышения нет. Самым простым, а потому – и наиболее частым, объяснением этого обстоятельства массовым сознанием оказывается «эгоизм коррумпированных чиновников» или «алчность» ближайшего окружения президента, «капитализм для своих». Долгое время ответственность за положение дел в экономике и в других сферах снималась с Путина (эффект «тефлонового президента») и переносилась на правительство, на чиновников, на местную власть и т.п., но, начиная с 2010-2011 года, этот механизм сброса ответственности с «национального лидера» и разгрузки его от обвинений работает все хуже и хуже. В 2013 году он уже не действовал, как показывают опросы общественного мнения. В результате идет устойчивое снижение популярности российского лидера, растет число недовольных работой и президента, и правительства. При высоком, на первый взгляд, рейтинге одобрения Путина (на протяжении 2013 года он составлял 62-65%) увеличивается доля его оппонентов (за тот же период она составляла 34-36%).

Снижение Индекса одобрения носит устойчивый характер.⁷ Однако группы и явных сторонников Путина, и его противников образуют лишь края политического поля. Несущей конструкцией авторитарного господства следует признать массовое равнодушие к политике, отчуждение от участия в общественной жизни. (табл.1) Массивная доля индифферентных ответов об отношении к Путину на протяжении всех лет его правления составляла в среднем 49-52%. Протесты не затронули эту часть населения.

Таблица 1.

В % к числу опрошенных. Здесь и далее, если не указано иное, объем выборки (общероссийской, репрезентативной) составляет 1600 человек 18 лет и старше

Эрозия доверия к власти тянет вниз массовые ожидания на будущее, мнения о положении страны в целом становится все более пессимистическими, что размывает легитимность социального порядка, основанного на государственном патернализме. Однако сама по себе делегитимация действующей власти еще не порождает иной идеологии отношений общества и власти, не приводит к появлению новых политических и правовых представлений (для появления или массовой рецепции идей правового государства, демократического устройства, формирования мотивации для собственного активного участия в политике, гражданской ответственности и т.п., нужны авторитетные группы интеллектуалов, независимые и морально признанные элиты). Делегитимация власти оборачивается распространением диффузного аморализма и цинизма, убежденности во всеобщей продажности и коррупции, захватывающих все общество, включая и центральную фигуру всей системы авторитарного порядка (см. табл.2 и табл.3). Только 13% категорически отвергают какие-либо подозрения в моральной нечистоплотности и злоупотреблениях властью, криминальных финансовых махинациях Путина; большая часть опрошенных легко допускают подобные представления и соглашается с негативными мнениями о представителях высшей власти. Люди не располагают достаточной информацией, чтобы говорить с полной уверенностью о коррумпированности Путина, но спокойно примиряется со слухами об этом, считая, что раз уж «в России все воруют», но пусть во главе государства лучше будет тот, кто уже обогатился, а значит - успокоился, чем новый и голодный хищник. Путин, таким образом, воспринимается как часть системы, то есть лишь как один из множества высокопоставленных чиновников, дорвавшихся до казенной кормушки, хотя более энергичный или удачливый. Поэтому самый примечательный и говорящий вариант массовых ответов в данном опросе заключается в следующем: коррумпированность власть предержащих не так уж важна, главное – что «при нем стало жить лучше».

Таблица 2

Как Вы думаете, виновен ли В.Путин в тех злоупотреблениях властью, в которых его обвиняют его противники?

в % к числу опрошенных, N=1600

Таблица 3

Падает не только рейтинг высшего руководства, однозначно негативно сегодня оценивается сам политический класс России, вся политическая система, ассоциируемая с именем В.Путина. Подавляя свободную политическую конкуренцию и честные, прозрачные выборы путинский режим привел к тому, что политические и правовые институты стали восприниматься обществом как механизмы негативного отбора, специфической селекции циников, карьеристов, и людей, свободных от морали, но лояльных власти (табл.4 и 5).

Таблица 4

С КАКИМ ИЗ СУЖДЕНИЙ О РАБОТЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ РОССИИ ВЫ БЫ СЕГОДНЯ СКОРЕЕ ВСЕГО СОГЛАСИЛИСЬ?

январь 2014, N=1600, в % к числу опрошенных

Таблица 5

КАКИЕ ИЗ СЛЕДУЮЩИХ ЧЕРТ, ПО ВАШЕМУ МНЕНИЮ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, ХАРАКТЕРНЫ ДЛЯ БОЛЬШИНСТВА СОВРЕМЕННЫХ РОССИЙСКИХ ПОЛИТИКОВ?

Январь 2014, N=1600, ответы ранжированы

Этот процесс можно назвать «самоинтоксикацией» авторитарного режима. Партийная система, с большим трудом скомпонованная из коррумпированных и управляемых Кремлем региональных электоральных машин, имитирующих оппозицию, явно не справлялась с теми задачами обеспечения общественного консенсуса и отсечения оппонентов, которые ставила перед думскими партиями путинская администрация. Идеологические различия между политическими партиями, пропущенными в Госдуму, стерлись. Партии, бывшие каналами вертикальной мобильности для регионального чиновничества и представителей бизнеса, нуждающегося в доступе к государственным ресурсам или бюрократической поддержке («крыше»), сегодня уже не могут играть подобную роль. (Такой эффект был возможен лишь на начальной стадии формирования путинизма, в дальнейшем система неизбежно склеротизируется). Непоправимая дискредитация партии власти - «Единой России»⁸, а вместе с ней - и самой организации управляемых выборов, стала выражением медленно нарастающего политического кризиса режима: распада системы допущенных и не допущенных до выборов партий, утративших какую-либо идеологическую определенность и аттрактивность. Невозможность свободной конкуренции политических партий, а значит – невозможность открытого обсуждения стратегий и программ развития страны (узурпация режимом практики политического целеполагания), поскольку цензура на основных каналах ТВ и в наиболее массовых печатных СМИ, контролируемых властями, и принятые технологии проведения избирательных кампаний делают сами результаты голосования предопределенными, а значит - бессмысленными с точки зрения представления общественных интересов.

Из-за умножения в печати и в интернете фактов о злоупотреблении служебным положением высших чиновников и политиков, о махинациях с госсобственностью, о недостоверных налоговых декларациях, сомнительных по своему происхождению состояний у влиятельных депутатов, диссертационном плагиате и т.п. все это превращается в коллективную убежденность и стереотипные мнения населения о полном разложении государственной власти (в марте 2013 г. так считали свыше 80% опрошенных).

«Сухой остаток»

Режим

Дискредитация оппонентов Кремля через их приверженность Западу (квалификация их как «иностранных агентов») влечет за собой не только разрыв с универсалистскими ценностями, правовыми нормами и этическими взглядами, на которых консолидируется мировое сообщество, но навязывает массам представление об этическом партикуляризме, характерном для геополитики, а вместе с тем – и о «естественном» аморализме любой национальной «политики» или политиков. Суть подобной политики строится на простом тезисе: лидеры оппозиции борются за власть ради самой власти, они такие же беспринципные политиканы, как мы, но мы – «свои», а они – «чужие». Тем самым власть навязывает населению представления о безальтернативности правящей элиты, что, собственно, и является на сегодня основным аргументом в пользу сохранения авторитарного режима.

Утверждение полного суверенитета России (признание Конституционным судом и парламентом приоритетности ее законодательства над международным), к котором все чаще склоняются депутаты Госдумы, в этом случае эквивалентно провозглашению диктатуры. Среди кремлевского окружения Путина множество фигур, готовых поддержать такую политику.⁹ Однако продолжение этой линии может грозить политическому классу в целом самыми неприятными последствия, включая санкции и отказ от экономического сотрудничества и потери источника доходов. Стерилизация политики (подавление политической конкуренции, цензура, фальсификации и использование административного ресурса, шантажа и манипуляций на выборах) не может быть компенсирована имитационным традиционализмом, пропагандой «особого пути» России и т.п. идеологическими суррогатами. И часть технократов в руководстве страны это вполне понимают и пытаются, если не блокировать, то хотя бы смягчить наиболее возможные жесткие и репрессивные сценарии. Но их вес влияние несопоставимы с влиянием силовых группировок в высшему эшелоне власти.

Власть, лишенная образов или проектов будущего, обречена на медленную деградацию и все большие затраты на то, чтобы держать под контролем нарастающее недовольство и социальный протест. В той мере, в какой путинскому режиму это будет удаваться в будущем, общественные изменения будут носить характер медленной адаптации к консервативной политической системе господства. Этот процесс разложения авторитарной и коррумпированной системы будет продолжаться до тех пор, пока сама система не развалится из-за обострения конфликтов интересов разных групп правящей элиты. Пока Путин в качестве верховного арбитра решал эти проблемы.

Общество

Получается, что сама по себе мысль об открытой и мирной борьбе за власть (какими бы высшими соображениями – справедливости, честности и т.п. - она не оправдывалась) вызывает у половины российского общества стойкое неприятие и сопротивление. Во всяком случае, лозунг оппозиции: «Россия без Путина», «Путин должен уйти» (вариант на демонстрациях: «Путин – вор», «Путина – на нары») поддерживают лишь 21%, против подобных лозунгов и акций (в среднем за все месяцы замеров в 2011-2012 году) - 63%. Другими словами, вопрос о природе российской власти и сама конструкция политической системы для свыше половины населения страны не подлежит обсуждению и изменению.

Это означает, что пока нет явного коллективного социального актора (движения, силы, партии, определившихся в публичном поле групп), которые бы связывали свое положение в настоящем и будущем, свои жизненные шансы и интересы с политикой как последовательной и институционализированной деятельностью. Существующая партийно-политическая система, профсоюзы, равно как и действующие организации гражданского общества, не отражают и не представляют интересы населения, по крайней мере, так считают более половины опрошенных (55-65%). Отсюда - крайне низкий уровень институционального доверия к подобным организациям.

Таким образом, политическая деятельность по-прежнему остается никак не связанной с интересами благополучия семьи, определенной социальной группой, социальным институтом, нацией и даже с государством. Но без презентации интересов в политическом пространстве взаимодействия акторов различных уровней и последовательной реализации намеченной стратегической программы нет и источников изменений. Отсюда преувеличенные ожидания у радикально настроенных сторонников изменений существующего в России порядка того, что предстоящий экономический кризис (а его вероятность расценивается как очень высокая; сомнения и дискуссии вызывают лишь конкретные сроки его наступления) спровоцирует взрыв массового недовольства, который и сделает неизбежным уход Путина и приведет к новому циклу реформ в стране.¹⁰

Сценарии

Можно попробовать схематически наметить некоторые варианты эволюции путинской системы, исходя из интересов и взглядов некоторых социальных групп.

Первый и наиболее вероятный вариант – длительный процесс медленно разложения путинского авторитаризма, сочетающий периодическое обострение репрессивной практики с фазами «либерализации», обусловленной исключительно тактическими соображениями удержания власти и внешними обстоятельствами (например, реагированием на угрозу санкций других стран). Отсутствие роста или даже незначительное снижение жизненного уровня населения не вызовет масштабных потрясений и консолидированных массовых выступлений (таких как «Евромайдан» в Украине), которые могли бы вызвать раскол в элите и силовых структурах, повлечь за собой кризис власти и отставку Путина. Но демонстрации протеста среднего класса будут продолжаться. У режима сегодня достаточно ресурсов, учитывая «русское терпение» (стратегии понимающей запросы адаптации), чтобы локализовать отдельные акции протестов и социальные конфликты. Путин, используя административный ресурс, фальсификации и разного рода мошеннические приемы, выиграет в 2018 году президентские выборы, выиграет с многочисленными скандалами, потерей лица и массовой поддержки, но после этого столкнется с мощным и объединенным движением сопротивления и будет вынужден уйти. Его удерживает лишь ясное понимание того, что как только он выпустит власть из своих рук, он немедленно окажется под угрозой судебной расправы, останется один, поскольку все выстроенная им система лояльности мгновенно рухнет. В пользу этого сценария говорит доминирующее патерналистское сознание основной массы населения России, отказывающегося от участия в политике и общественной жизни. Опросы показывают, что за Путина готовы проголосовать на выборах президента все меньшее число избирателей (в ноябре-декабре 2013 г. - 28-29% от имеющих право голоса), от Путина устали, и около половины респондентов хотели бы, чтобы на следующих выборах в списке кандидатов его не было, чтобы в конкурентной борьбе участвовали совсем другие фигуры, не принадлежащие ни к одной из имеющихся сегодня партий (как включенных в парламентский набор, так и относящихся к внесистемной оппозиции). Но это же значит, что при снижающейся явке (как определяющей тенденции), Путин все равно получит необходимое большинство (даже если исходить из заявленных 28-32% респондентов, готовых голосовать за него, это означает, что при прогнозируемой явке даже в 45%, он может получить около 55-58%).¹¹ Это не будет безусловным успехом, скорее даже провалом, но с формально-легальной точки зрения он будет избран в первом или, в крайнем случае, во втором туре. Подвариант этого сценария – повторение операции «преемник», при котором Путин, чувствуя проблематичность собственной победы на выборах, выдвинет слабую фигуру суррогатного «демократа» из состава своей команды, оставив за собой основные рычаги власти.

Второй сценарий (менее вероятный). Заметное ухудшение экономического положения к 2016 году (следующим выборам в российский парламент) существенно обострит напряженность в провинции и приводит к многочисленным расколам и конфликтам в регионах между федеральными чиновниками (назначенными губернаторами) и местными властями, тесным образом связанных с интересами местного бизнеса (первые проявления таких конфликтов в крупнейших городах – в Екатеринбурге, в Петрозаводске, Новосибирске и т.п. уже имели место). «Единая Россия» теряет свое монопольное положение и ситуация во многих регионах выходит из-под контроля путинской администрации, что делает проблематичным и сомнительным использование административного ресурса на президентских выборах. Наскоро созданные неформальные блоки и партийные объединения смогут добиться успеха лишь в том случае, если они будут координировать свои действия и сумеют выработать общую программу (что не слишком вероятно). В случае успеха это будет, скорее всего, аморфным и конъюнктурным объединением демократов, либералов и националистов (национал-демократов, то сторонников умеренного русского национализма, преимущественно антиимперского толка) с различными группами популистов, критиков коррумпированного режима, но настроенных непременно антипутински (левыми, антифашистами, правозащитниками и т.п.). Их победа в отдельных регионах значительно ослабит централизованную политическую система, но не изменит сложившегося порядка в целом.

Аргументы против такого сценария – очевидны: слабость и раздробленность оппозиции, интеллектуальная и политическая инфантильность, неспособность к консолидированным действиям, преувеличенное представление о массовой «готовности к революционным действиям». В пользу этого сценария говорит растущее неприятие путинизма средним классом, медленное, но все же усиливающееся осознание угрозы для него, исходящей со стороны авторитарного режима, оказавшегося загнанным в угол экономическими, социальными проблемами и непрекращающимися протестами. Но необходимого электорального веса оппозиция, состоящая из демократов, политически активных и заинтересованных групп среднего класса, все равно не наберет, если только не вступит в коалицию с другими, нелиберальными движениями (например, местными коммунистами).

Третий (фантастический) – Путин уходит в результате каких-то экстраординарных обстоятельств и режим, созданный им или ассоциируемый с его именем, начинает распадаться из-за внутренней борьбы различных кланов и группировок, одна из которых апеллирует к «народу», требует восстановления верховенства права, свободы от цензуры, отмены репрессивных законов, принятых в 2011-2014 годах, независимости суда, интеграции с Евросоюзом и т.п., и получая незначительный перевес сил, радикально завершает все необходимые для демократического транзита институциональные реформы.

Примечания

Odessa Daily

• Вход