Odessa Daily › Мнения ›

«За мир без аннексий и контрибуций»

Odessa Daily

13 июня 2016 в 16:00

Текст опубликован в разделе «Мнения». Позиция редакции может не совпадать с убеждениями автора.

Какую Россию хотели построить эсеры. «Лента.ру» продолжает цикл публикаций, посвященных революционному прошлому нашей страны. Вместе с российскими историками, политиками и политологами мы вспоминаем ключевые события, фигуры и явления тех лет.

Что собой представляла партия социалистов-революционеров до Февральской революции 1917 года? Когда она стала самой влиятельной немарксистской социалистической партией? О том, чем левые эсеры отличались от правых и как террористка Мария Спиридонова стала символом России, «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук, профессор факультета государственного управления МГУ Ярослав Леонтьев.

«Лента.ру»: Какое влияние на политический процесс в 1916 году оказали эсеры?

Ярослав Леонтьев: Влияние леворадикальных партий на политический процесс в 1916 году было минимальным. Они практически перестали существовать, но группы эсеров были в Петрограде, на Урале, в Сибири, Туркестане и других местах России. Они довольно активно распространяли Циммервальдский манифест, который признал Первую мировую войну империалистической со стороны всех вовлеченных в нее стран, осудил социалистов, голосовавших за военные бюджеты и участвовавших в правительствах воюющих стран, и призывал «начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций».

Многие эсеры, в том числе левого крыла, в это время носили солдатские и офицерские погоны и матросские бескозырки. Среди офицеров и вольноопределяющихся было много вчерашних студентов, народных учителей, врачей, земских статистиков, кооператоров и агрономов — то есть это был типичный эсеровский «электорат». Встречались и отдельные капитаны и подполковники.

Эсеры готовились к выборам в V Госдуму, которые планировались на лето 1917 года, основательно: был создан общий народнический блок, куда входили народники-реформисты, народные социалисты и трудовики, включая Александра Керенского, который в этот момент тоже стоял на циммервальдских позициях, заканчивая радикальными эсерами. Начались агитационные поездки по городам.

В любой партии есть радикалы и консерваторы, правые и левые крылья или фракции. Такое же деление к 1917 году было и в ПСР. Расскажите, чем левые отличались от правых?

Термин «правые эсеры» — это недоразумение, ярлык, который был придуман и введен чекистами и большевистским агитпропом. Все это легко прослеживается по документам.

В партии были крылья умеренные и радикальные, но иногда более радикальными становились не левые, а те, кто по политическим воззрениям были правее. Можно использовать при их определении те термины, которые они сами использовали: максималисты и минималисты.
В 1906 году после первого съезда ПСР от партии откололась «московская оппозиция» (будущие максималисты), они были сторонниками аграрного террора. Большинство же этот террор не одобряло. Максималисты оформились в самостоятельную организацию — Союз социалистов-революционеров максималистов.

Позже в ходу был термин «эсеры центра», дабы отделить их от организационного обособившихся левых эсеров, и, наоборот, оставшейся в партии немногочисленной группы правых, ориентировавшихся на Николая Авксентьева и Екатерину Брешко-Брешковскую.

А что такое аграрный террор?

Экономический террор: помогать крестьянам запускать «красного петуха», нападать на управляющих и заниматься самозахватом земли, то есть ведение партизанской войны на селе.

Так в чем же было основное различие между левыми эсерами и минималистами?

После откола максималистов некоторое время партия была единой, размежевание началось в годы Первой мировой войны, когда образовались два течения: оборонческое и интернационалистское. Тогда к эсерам-интернационалистам, тем, кто выступал с осуждением войны как империалистической и требовал немедленно выйти из нее, принадлежали как Чернов, главный теоретик партии и будущий председатель Учредительного собрания, так и один из будущих создателей партии Левых эсеров Натансон.

Советская историография ошибочно называет интернационалистами только левых эсеров, но и те, кого они называют правыми тоже были интернационалистами. Были, конечно, и «оборонцы» (они считали, что социалисты должны защищать родину против иноземного империализма), например будущий министр МВД Временного правительства и председатель Уфимской директории Николай Авксентьев. Еще более известным социал-оборонцем был Борис Савинков. Но он в современной терминологии скорее был национал-революционером, нежели эсером, он сам себя предпочитал называть «народоволом».

К ним относился и Илья Бунаков-Фондаминский, между прочим, один из эсеров, причисленный к лику святых Константинопольской православной церковью, в конце жизни он участвовал во французском Сопротивлении и погиб в 1942 году в Освенциме.

Интересно.

Да, эсеры и религия отдельная тема, среди эсеров встречались священники. Вопрос об участии священнослужителей в эсеровском движении мало исследован.

Вместе с тем еще во время Первой русской революции были случаи участия сельских священников в «крестьянских республиках». Из рядов социалистов-революционеров вышли такие известные духовные лица, как мать Мария (Кузьмина-Караваева), также прославленная ныне Константинопольским патриархатом как преподобномученица, и иерей Григорий Аверин, причисленный к лику новомучеников и исповедников российских в 2000 году.
Кузьмина-Караваева после революции была городским головой в Анапе, а Аверин — председателем Кологривской земской управы. К числу активных левых эсеров в 1917-1918 годах принадлежал офицер и бывший народный учитель Тихон Голынский, в дальнейшем известный деятель Катакомбной церкви (архиепископ Антоний).

Выходит, что, несмотря на то, что пишут в справочниках, до революции 1917 года разделение у эсеров было весьма условное?

Именно так. Мало того, часть эсеров-максималистов вернулись в партийное лоно, после того как политическая полиция разгромила их организацию и казнила их лидеров. Дело в том, что после взрыва дачи Столыпина и громких экспроприаций, которые они совершили, полиция стала считать их самой опасной организацией для самодержавия.

Среди вернувшихся в лоно партии за границей после побега из женской каторжной тюрьмы была легендарная Наташа Климова, бывшая возлюбленная Соколова-«Медведя». Или, например, видный деятель Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания (Комуч — первое антибольшевистское правительство России, организованное в Самаре — прим. «Ленты.ру») в 1918 году Прокопий Климушкин.

Как левые эсеры относились к террору?

Нормально относились, как и все эсеры. Даже внесли новую струю — так называемый «интернациональный террор», хотели организовать покушения на кайзера Вильгельма, Ллойд Джорджа, Жоржа Клемансо и даже американского президента Вудро Вильсона, то есть лидеров обеих империалистических коалиций.

Спиридонова и Прош Прошьян лично инструктировали Якова Блюмкина перед убийством посла Германии Мирбаха, а Каховская руководила ликвидацией генерал-фельдмаршала Эйхгорна в Киеве. Левые эсеры покушались на Блюмкина, заподозренного ими в сотрудничестве с ЧК, и убили чекистского агента, внедренного в Казанскую организацию. А в 1938 году Мария Спиридонова из Внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке обращалась с заявлением чуть ли не к Николаю Ежову о заброске террористической группы во главе с ней в Германию для покушения на Гитлера. Глядишь, превзошли бы Судоплатова с Кузнецовым.
В наше время практически нет женщин во главе партий. Тогда же одним из лидеров эсеров была Спиридонова. Что это был за человек?

Эсеры наследовали традиции народников и народовольцев, а у тех, как известно после разгрома и ареста основных лидеров «Народной воли», на свободе осталась только один член исполкома Вера Фигнер, которая руководила организацией почти два года. Покушение на Александра II до логического завершения довела, как известно, Софья Перовская, позже повешенная. Поэтому женщина во главе организации в русском революционном движении было делом уже традиционным. Можно еще вспомнить бабушку русской революции — так в 1917 году называли Брешко-Брешковскую. Она после возвращения из сибирской ссылки очень мощно работала на пиар эсеров.

Если говорить о Спиридоновой, то она — символ Первой русской революции, об этом говорили и кадеты, которые предоставили ей адвоката на ее процессе в Тамбове, и Ленин, и Кропоткин. Созданию сакрального образа поспособствовали поэты, например Клюев.

Почему Спиридонова была так популярна? Ведь она, насколько я помню, совершила покушение всего лишь на какого-то советника тамбовского губернатора.

Ее покушение в январе 1906 года на советника губернатора Гавриила Луженовского, который участвовал в подавлении аграрных выступлений во время революции 1905 года и был лидером тамбовских черносотенцев, получило не только общероссийский, но даже мировой резонанс. Она была зверски избита помощниками полицейского пристава и казаками и, возможно, изнасилована. Вскоре с наиболее зверствовавшими полицейским Ждановым и казачьим офицером Аврамовым расправились эсеры.

А кто раскрутил ее дело?

Это был журналист Владимир Попов, он провел расследование этого дела для либеральной газеты «Русь», благодаря этому и вошел в историю. Он писал в газете под псевдонимом В. Владимиров. Он публиковал ее письма к сестрам и матери. К ней на процесс приезжал возглавлявший тогда Союз адвокатов, член ЦК кадетов Николай Тесленко в качестве ее главного защитника, где называл ее «символом поруганной России». Эсеры активно пропагандировали ее поступок и ее преследование.

Кроме того, тогда была традиция, еще с «Народной воли», что когда кто-то шел на теракт, то делалась его фотографическая карточка. Потом их распространяли среди народа в виде почтовых открыток и публиковали в нелегальных и заграничных изданиях. Карточка Спиридоновой распространялась по всей империи, с этим связаны интересные истории. Где ее только не встречали (вместе с другой карточкой популярного в народе лейтенанта Шмидта)!
Поэт Николай Клюев свидетельствует о том, что увидел однажды фото Спиридоновой, вставленное в киот в красном углу в некоей крестьянской избе. Тамбовские крестьяне молились за нее в специально поставленной часовне во имя Марии Египетской. Революционерка София Дубнова-Эрлих, дочь историка еврейства Семена Дубнова, в своих мемуарах пишет, что неожиданно для себя увидела на собрании бундовцев в доме у старика Соломона рядом с мезузой и менорой фотографию Спиридоновой. Я уже не говорю, что она была у всех студентов и курсисток в съемных в складчину комнатах в доходных домах. Кроме того, все статьи о ней перепубликовывались социалистической и либеральной печатью на Западе.

Дальше под давлением общественности смертную казнь Спиридоновой заменяют на пожизненную каторгу. Ее этапируют в Бутырку, где к ней присоединяются еще пять женщин-террористок, а затем они едут по этапу в Сибирь. Это была триумфальная поездка, во всех городах, куда этот поезд прибывал, люди устраивали такой прием! Массовые митинги, девушек забрасывали цветами, вывешивались партийные баннеры с лозунгами ПСР. В Красноярске вообще рабочие окружили вагон и предлагали освободить девушек.

Но главное, что произошло на Нерчинской каторге, куда их доставили, — их встреча с создателями ПСР Григорием Гершуни, убийцей министра МВД Плеве Егором Созоновым, убийцей министра народного просвещения Боголепова Петром Карповичем и другими легендарными революционерами. Здесь Спиридонова сблизилась с будущим соратником по созданию партии Левых эсеров Прошьяном.

Партийная и народническая в более широком смысле слова печать продолжала следить за ее судьбой. Не раз ставился вопрос о ее побеге (как это удалось Гершуни и Прошьяну), Вера Фигнер собирала для этого средства, выступая на митингах за границей. Но ничего не вышло.
Про пиар в прессе понятно, про ее смелость и решительность тоже, но были ли у нее другие качества? Была ли она настоящим лидером или теоретиком? Например, историк Городницкий считает, что эсеры были примитивными, заидеологизированными людьми.

Доля правды есть во всем. Городницкий в разные годы писал и говорил разное об эсерах, были у него и определенные восторженные оценки, а здесь, скорее всего, он просто эпатировал публику. Городницкий занимался только Боевой организацией эсеров, а партия в целом состояла из разных людей, разных типажей, с разным образованием.

Были среди них блестящие ученые, цвет отечественной науки, такие как будущий академик-биохимик Бах и его ученик Збарский; знаменитый социолог Питирим Сорокин; создатель и директор Института мерзлотоведения Сумгин; директор Института почвоведения Ростислав Ильин; популяризатор зоологии и природоведения Лункевич; один из лучших русских экономистов Николай Кондратьев; этнограф и главный специалист у эсеров по национальному вопросу Брюллова-Шаскольская; замечательные писатели Михаил Осоргин, Иван Вольнов и Александр Грин; будущий фантаст, специалист по организации заповедников и зоопарков Туров (Борис Фортунатов). Да много кто еще был, юные Осип Мандельштам и Борис Пастернак примыкали к эсерам, а Сергея Есенина подвигла на вступление в ПСР жена Зинаида Райх.

Спиридонова же, конечно, не была теоретиком, но она оказалась литературно одаренным человеком, оставила интересную книгу воспоминаний о царском периоде, каторге, остались и ее пламенные статьи в эсеровской прессе. Она была талантливым агитатором и оратором, стояла в одном ряду с Луначарским, Троцким и Мартовым.

О советском времени она, к сожалению, ничего не успела написать, ее судьба сложилась трагически, ее снова ссылали сначала на три года, потом каждый раз срок продлевался, а затем в годы Большого террора ей дали 25 лет и уже в 1941 году расстреляли. Теоретиками у Левых эсеров были упомянутый Камков, Владимир Трутовский, Исаак Штейнберг, а Спиридоновой было отдано крестьянство, она стояла во главе Крестьянской секции ВЦИК.

В массовом сознании противостояние большевиков и эсеров сформировано советским кинематографом, где эсер представляет собой типаж этакого белого офицера, только в штатском, которой постоянно пьет и готовит диверсии. Но как только погружаешься в документы, видно, что все совсем не так. Расскажите, когда началось сближение эсеров с большевиками?

Оно происходило несколько раз, даже ставился вопрос о создании единой социалистической партии. Одним из приверженцев этой идеи являлся Натансон. Сближение было в 1905 году, во время революции, проводились совместные действия, конференции. В ходе самой революции в боевой штаб по руководству дружинами на Пресне входили как эсеры, так и большевики. Руководили штабом большевик Зиновий Литвин-Седой и эсер Соколов-«Медведь». До сих пор историки спорят, кто был на первой роли, а кто на второй в этом штабе.

В том же Циммервальде заседали вместе: Ленин, Мартов и Чернов с Натансоном. Подлинный блок большевиков и эсеров складывается в июльские дни 1917 года, когда происходят совместные вооруженные демонстрации, которые затем Ленин назовет «репетицией революции». Тут уже и Спиридонова, вернувшаяся из Сибири, пойдет на тактическое сближение и блокирование с большевиками. Наряду с Троцким и мичманом Раскольниковым Временное правительство бросило в «Кресты» Прошьяна.

Если взять народ, крестьян и солдат, то они вообще первое время не различали большевиков и эсеров. «Ты против войны? Против буржуев из Временного правительства? Значит свой», — такой был ход мысли.

Наивный вопрос: что бы сделали левые эсеры в России, будь перевес не на стороне большевиков, а на их стороне?

Ответить на ваш вопрос очень сложно. Там были миллионы обстоятельств и нюансов, бесконечные заговоры, перевороты и контрперевороты. Мне проще сказать, чего не должно было происходить, если бы эсеры оказались в большинстве. Само собой разумеется, не было бы раскрестьянивания, не было бы в таком виде коллективизации с раскулачиванием и спецпереселенцами и так далее. Никто бы не стал бороться с середняками в деревне. Этого не могло быть по определению.
Не было бы и борьбы с церковью, хотя эсеры в большинстве своем были атеисты, она была бы просто отделена от государства. Сложно поверить, что они бы организовывали союзы воинствующих безбожников и взрывали бы храмы.

Плюс, конечно, они ратовали за демократический централизм. Не зря чекисты считали, что Кронштадтское восстание подняло на щит левоэсеровские лозунги: «власть Советам, а не партиям», «свободу социалистической печати» и прочие.

Возможно, это была бы попытка реализовать страну крестьянской утопии в хорошем смысле этого слова, вековую мечту Беловодья и Китеж-града, с опорой на кооперацию, которую нам описал Александр Чаянов в книге «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Это была бы другая страна.

Беседовал Алексей Сочнев