Odessa Daily › Мнения ›

Леонид Штекель: Папа...

Леонид Штекель

17 января 2020 в 13:54

Текст опубликован в разделе «Мнения». Позиция редакции может не совпадать с убеждениями автора.

Если бы Папа был жив, ему бы сегодня исполнилось 88 лет.

На самом деле, как я понимаю только сейчас, я очень мало знаю о его жизни. А о довоенной не знаю почти ничего. Я не знаю, как вообще он появился на свет. Насколько мне известно, в начале 30-х мой дедушка Шломо Штекель бежал с братьями из местечка Доманевка от коллективизации. У отца моего деда, вроде бы, была там мельница. Дедушка перевез жену в Одессу, а сам уехал в Ленинград, где вместе с двоюродным братом организовал производство пуговиц. Частное предприятие. Двоюродный брат дедушки имел золотые руки, и сумел почти голыми руками починить дореволюционный станок, чтобы изготавливать пуговицы. Пуговицы, разумеется, тогда никто не делал, это вам не танки и не винтовки. Никакие налоги не могли помешать этому предприятию. Спрос был сумасшедший. Но очень быстро нашлись другие способы решения проблемы ликвидации бизнесов. Вышло распоряжение, что каждое частное предприятие обязано направить людей на строительство знаменитого Беломорско-Балтийского канала. Того самого, что воспел Горький со товарищами. И мой дед, вместо продажи пуговиц, занялся строительством канала. Как он там выжил – не знаю! Просто не знаю! Никогда ничего об этом дедушка никому не рассказывал.

А тем временем, 17 января 1932 года папа родился в Одессе.

Во всяком случае, так известно мне.

То, что я сам слышал от папы о своей жизни, это уже эпоха послевоенная, после возвращения из эвакуации из Омска в Одессу. Школа с булочками, которые раздавали в обед, знакомство с друзьями, которые остались на всю жизнь: Изя Шехтер и Эдик Гитман. Драки с антисемитами. Огромная компания, с которой они прорывались в театры и на концерты. Проходили целой толпой по одному-двум билетам. По очереди, передавая из зала билеты обратно наружу. Я, увы, очень мало знаю о той их студенческой жизни. Разве что легендарная история о дяде Зарике, который сдал немецкий на вступительном экзамене в институт за другого парня из их компании. И потом преподаватель, который принимал у него экзамен (Зарик его поразил свои знанием немецкого языка), бегал по институт и искал того студента, который так хорошо сдал ему экзамен по немецкому.

Я только помню папины рассказы о спорах с дедушкой. Дедушка всегда считал Сталина бандитом. В том числе и за то, что в 37 году расстреляли брата дедушки в Одессе. А папа в молодости все спорил с дедушкой. Он ведь привык слышать в школе и газетах совсем другие слова о Сталине. А дома молчали, боясь сказать детям что-то такое, чтобы они потом с дуру не повторял в школе, а то были бы неприятности.

Папа не был ни пионером, ни комсомольцев – дедушка был против, но как он сам вспоминал, верил Сталину. Понимание пришло потом.

Как и всем, вечно занятым молодым людям, на самое главное у меня не нашлось времени, я так и не спросил у папы, когда и как пришло к нему понимание, того что было. Когда он сам понял своего отца? Я, увы, этого не знаю. Как и очень многое о нем.

И хотя верующий дедушка настоял в своё время, чтобы в 13 лет папа, как полагается, прошёл бар-мицву, требовал, чтобы он хотя бы чуть-чуть знал священный язык иврит (сам дедушка и читал, и писал на идиш, и читал на иврите), папа очень быстро все забыл. Да и как очень многие из советских евреев, история еврейского народа он учил по Бабелю и Шолом-Алейхему.

Дедушка был бизнесменом до мозга костей. Он дважды в своей жизни с нуля начинал свой бизнес. До войны – пуговицы в Ленинграде. После войны – пирожки в Москве. А дети его – и мой папа, и его жена – моя мама, и его сестра, моя тётя, и её муж – были инженерами. Папа был очень хорошим инженером, более 25 лет проработал на «Автогенмаше». Ещё долгое время, после того, как папа и мама уехали в Израиль, мне встречались люди, знавшие папу по работе, и передававшие ему привет. Последний раз это было лет пять назад. Это поколение уже почти все ушло туда, откуда возврата нет. Туда, куда ушёл и сам папа восемь лет назад.

Наверное, нам суждено повторять ошибки отцов. Папа в молодости спорил со своим отцом о Сталине, не верил жуткой правде дедушки. А я, молодой идиот, также верящий советской пропаганде, не хотел уезжать в Израиль. Конечно не только из-за меня моя семья не уехала в 70-е, но и из-за меня тоже. И только в 90-е отец уехал из Одессы в Хайфу. И был безмерно счастлив на Земле Обетованной, на земле евреев...

Хотя его очень мучило незнание иврита. И он, хотя никогда вслух этого не говорил, по-моему, завидовал своему двоюродному брату дяде Семе (сын сестры моей бабушки, папиной мамы), который в детстве жил в Бессарабии (тогда Румыния), учился в еврейской школе и хорошо изучил иврит. И в Израиле сумел восстановить свои знания и вновь заговорил на нем.

Я безумно благодарен своим родителям за то, что всю мою жизнь они давали мне права самому выбирать, они признавали за мной право на собственные ошибки и несли вместе со мной весь груз моих ошибок. Порою невыносимо тяжёлый. Верить и любить!

Я никогда не сумею их по-настоящему за это отблагодарить.