Odessa Daily › Мнения › коррупция судебной власти ›

Тоненькое жало подзащитного или почему я решила завязать с правозащитой

Виктория Колтунова

14 февраля 2013 в 13:26
Текст опубликован в разделе «Мнения». Позиция редакции может не совпадать с убеждениями автора.

На страницах «Одесса-Дейли» в последнее время появилось несколько публикаций, связанных с правозащитой.

Тоненькое жало подзащитного или почему я решила завязать с правозащитой

То Ю.Шибанов с Л. Штекелем на эту тему поспорили, то Эфтехар Хатак  долго и подробно объяснял одесситам, что означает выражение «понты гонять», применительно к данной теме. Все трое они мои друзья и разбираться в их спорах я не буду. Но мне, как правозащитнику со стажем,  захотелось высказаться о совсем другом аспекте правозащитного вопроса. Итак…

Будучи человеком активным, ища выход своему общественному темпераменту, я перешла с темы культуры на темы правозащиты. Мои ожидания оправдались, удовлетворение от жизни я получала не однажды, когда мои расследования, и написанные по ним статьи, приводили к позитивным сдвигам в жизни конкретных людей или общества в целом.  Иногда по моим статьям принимались решения даже на государственном уровне. Например, после выхода в свет статьи «Отверженные Украиной» Министерство труда и соцполитики приняло постановление открыть в Киеве приют для бомжей. После публикации статьи «Боже, избавь меня от милиции, а от врагов я сама избавлюсь», Кабмин принял решение запретить милиции арестовывать счета предприятий до возбуждения уголовного дела, что ранее привело к нескольким самоубийствам предпринимателей в Украине. И так далее.

Сыновья ругали меня за эту деятельность, ведь писать откровенно о преступлениях  сильных людей опасно, и они упрекали меня в недостатке заботы о собственных детях. А я уповала на цыганку, которая сказала, много раз ты будешь в опасной ситуации, но у тебя сильный Ангел-хранитель.

Поэтому всякий раз, когда сыновья принимались обрабатывать меня на этот счет, я их отсылала поговорить с моим Ангелом-хранителем.

И все-таки, несмотря на ощущаемую от такой деятельности полноту жизни, в конечном счете, я пришла к выводу, что это не только самый опасный, но и самый неблагодарный жанр в журналистике.

Вкратце.

Чем отличается адвокат от правозащитника и журналиста-расследователя? Прежде всего, тем, что адвокат и правозащитник-журналист относятся к разным профессиональным цехам. Адвокат – это юридический коорпус. Он заканчивал юрфак вместе с теми выпускниками, которые сейчас сидят в судейских и прокурорских креслах. Они часто бывают закадычными друзьями и видятся помимо работы. Зачастую связаны денежными делами, все отлично знают, что адвокаты «носят» судьям деньги от клиентов. Таких адвокатов называют «несуны» или «решалы». Не все, конечно. Я знаю адвокатов, которые полагаются только на свою настойчивость, знание юриспруденции и закон. Но им достаются довольно бедные клиенты, которые не могут заплатить судье. И дела таких клиентов, как правило, мелкие и скучные. Если человек судится с соседями за один квадратный метр кухни, значит, он живет в коммуне и он беден. Если он судится за два парохода, значит, у него есть деньги, и адвокат тоже соответствующий. Но в любом случае, как бы ни окончился процесс,  три стороны процесса - адвокат, прокурор и судья остаются коллегами. Каждый из них делает свою работу, и так они это и понимают.

Журналисты-расследователи относятся к корпусу журналистов. С судьями и прокурорами, как правило, не общаются, зачастую бывают врагами. Бывает иногда, что берут нужную информацию в прокуратуре или милиции, но редко, а уж деньгами не связаны точно.

Потому главное различие между журналистом и адвокатом заключается в том, что адвокат и прокурор после процесса остаются друзьями, в то время как журналист, вынося на свет Божий факт преступления высокопоставленных лиц, становится врагом номер один для этих лиц и жестоко преследуется ими. Часто мои коллеги гибнут от руки разоблаченных ими преступников. Профессия журналиста считается  второй по опасности после летчика-испытателя.

Адвокату пострадавший платит гонорар, журналисту не платит ничего. Отсюда вытекает очень интересная психологическая коллизия. Не заплатить адвокату клиент не может. Тот не начнет заниматься его делом. Адвокаты нынче у нас дороги и, отвалив энную часть своего годового бюджета адвокату, пострадавший начинает его именно за это уважать. Он надеется на результат, а если результат выходит со знаком минус, то деньги не вернешь. Но уважения к адвокату от этого не убавляется. Ну, значит, судья плохой попался. Или противник «больше дал». Да и областная коллегия адвокатов никак не реагирует на явный провал работы своего члена. «Так решил суд», говорят они, потому адвокатский гонорар и его статус ничуть не зависят от результатов его работы.

Другое дело журналист-правозащитник. Потерпевший ему не платит, а потому считает, что работа журналиста-расследователя – дело плевое. Была б работа как работа, небось, бы денег заломил. Но вот в результате многомесячного копания журналиста в разных документах, встреч с разными людьми, добыванием всяческих справок  и поездок в разные места, появляется на свет тот самый материал, который будет позже оформлен в статью. Это первый этап. Теперь материал надо проанализировать, обработать, и выписать статью так, чтобы она была убедительной, доказательной и желательно достаточно литературной, чтобы не было читателю скучно, и он не бросил бы ее читать с первых строчек. Это второй этап.

Третий этап. Когда статья опубликована и под ней появляются комменты читателей, когда она становится достоянием гласности, когда народ заинтересовался проблемой, журналист-правозащитник начинает переписку с властями. Мол, товарищи, руководящие страной, посмотрите, что делается, вот какое безобразие, пресеките это немедленно.

Во всяком случае, таким способом работаю я. И пресекают, если журналист все сделал грамотно и был достаточно настойчив. И вот, после долгой переписки журналиста с властями, пухлых заказных бандеролей с документами во все властные структуры и так далее, журналист может радостно сообщить потерпевшему, что его дело выиграно, и он, потерпевший, может занять свою старую квартиру, или вселиться в новую, или выйти из СИЗО, или выгнать вон рейдеров со своей территории, или еще как-нибудь отпраздновать свою жизненную победу.

И тут включается удивительный психологический феномен.

Потерпевший, едва пережив вполне понятную радость, начинает понимать, что журналист сделал для него огромное дело. И что он ему весьма и весьма обязан. Но результат уже есть, он никуда не денется, а чувствовать себя обязанным не хочется. Нет, с него никто не просит никаких денег, даже почтовых и телефонных расходов, совершенных из личных средств журналиста по делу потерпевшего, но потерпевший-то понимает, что обязан этому человеку по гроб жизни.

А это означает, что этот самый журналист выше его по интеллекту, силе духа, возможностям, и что потерпевший, как порядочный человек должен его хоть как-то отблагодарить. Деньгами категорически не хочется. Как-то иначе означает, что… смотреть выше. Поэтому бывший потерпевший идет совсем другим путем. Вместо того

чтобы набрать жизненный опыт и подняться до уровня журналиста, старается опустить его до собственного уровня, желательно еще ниже, если получится.

Вот типичные варианты «других путей».

Вариант № 1.  «Да что вы для меня сделали, и без вас результат был бы точно таким же. Мне квартиру не давали двенадцать лет, я двенадцать лет за нее сражался,  а вы ее за полгода для меня выбили? Это потому что я сам уже все наработал».

Вариант № 2.  «Да вы мне просто гадость сделали.  Да, вы ездили в Киев, побывали во всех лечебных заведениях, где меня угробили, и сделали глубоким инвалидом, но вы испортили мне отношения с теми врачами, я теперь к ним больше не смогу обратиться».

Вариант № 3.  «Сбросьте мне, пожалуйста, вашу статью на электронную почту, я же должен проверить фактаж. Нет, печатать ее уже не надо,  я ее показал начальнице Качановской колонии, где отбывает наказание моя жена, и пригрозил, что она будет напечатана, если безобразия в отношении моей жены не прекратятся. Они прекратились. Ну и что, что вы работали, а у вас не будет даже публикации. Ведь для вас, как я понимаю важнее всего, восстановить справедливость? Она восстановлена и хватит с вас. Не печатайте, я обещал начальнице, что она не будет напечатана. Попробуйте только опубликовать, я подам на вас иск за вмешательство в личную жизнь моей семьи».

Вариант № 4.  «А я вас не просил меня из тюрьмы вытаскивать. Мне там было хорошо. Три раза в день жратву дают на шару. Да, я жаловался в газету. Но я же не лично вам жаловался, а в вашу газету».

Трижды был еще такой странный результат. После глубокого изучения  документов, я приходила к выводу, что государственные чиновники попросту продали принадлежавшее государству имущество, объявив, что на них якобы напали рейдеры, и, умолчав о том, что эти рейдеры им сперва хорошо заплатили за слабое сопротивление безобразию. После сделанного мной открытия, пострадавшие резко переставали жаловаться во все инстанции и очень просили обидчиков-рейдеров простить. Мол, они уже их сами простили.

В принципе можно было бы не обращать внимания. Ну, такой у нас народ. Но есть же исключения. Вот, например, Татьяна Воронкова, героиня публикации «Нехорошая квартира со смертельным исходом». Хотя эта публикация относится к крайне малому проценту, когда не удалось добиться положительного результата, Татьяна Анатольевна всегда встречает меня на улице с радостным лицом, обнимает и говорит, как она меня любит. Вот и вспоминай всегда одну Татьяну Анатольевну, твержу я себе, и об остальном не думай. Делай свое правое дело.

Но возникает этический вопрос, а насколько оно правое, если объект твоих стараний не стоит твоих усилий? Так может сам Господь карает такого человека, а ты вмешиваешься в Божий промысел и мешаешь ему? Насколько мы вообще можем знать, что хорошо и что плохо? Может у Бога свои понятия добра и зла?

Этические категории вообще тонкое дело.

Поэтому я раздумывала над ними долго и мучительно. В мире есть какое-то количество зла и какое-то количество добра. Представим себе, что это зло и добро существуют сами

по себе, не соотносясь с определенными конкретными личностями. А те люди, которые совершают плохие или хорошие поступки являются только марионетками высшей силы, к рукам и ногам которых привязаны нити, ведущие к этим поступкам.

Тогда старания правозащитника оправданы в любом случае. Мы увеличиваем количество добра в мире и уменьшаем количество зла безотносительно к их носителям. Что, на мой взгляд, и есть назначение человека на Земле, и ради этого он приходит в этот мир. Вот к таким выводам я пришла, и такими соображениями успокаивала себя, когда обнаруживала, что очередной подзащитный или очередная, пригретая на груди змея,

выпустила свое жальце и, вот оно, тоненькое, остренькое, дрожит с шипением меж разверстых губ.

Но последний казус случился, наверное, именно для того, чтобы я перестала заморачиваться теорией и стала двумя ногами на землю.

В прошлом году вышла моя статья о том, как вместо одного человека посадили в тюрьму другого, который убийство не совершал. Она была опубликована в 11 разных изданиях, в том числе и в России.

В конце концов человека выпустили на свободу.

Этому предшествовали, конечно, долгие месяцы борьбы, поездки в райцентр на суд, круглые столы в Информ-агентстве, съемки сюжета в моей личной квартире в течение всего дня каналом Интер (с включением их осветительных приборов во все мои розетки),  а главное для меня, головоломное изучение фактажа, множества судебных медицинских и баллистических экспертиз в чем я до тех пор не разбиралась, но пришлось разобраться.

Спустя полгода после выхода героя статьи на свободу, редактор киевской  газеты «Контраст», где она тоже была напечатана, удивилась тому, что ни сам герой, ни его сестра, принимавшая участие в его защите, как официальный защитник, поскольку его настоящий адвокат лицензии не имел,  не догадались хотя бы написать письмо с благодарностью адвокату и мне в Комитет защиты прав человека, от имени которого  мы работаем, и решила, что она это им подскажет. Всякая организация раз в год сдает отчеты, если не будет их сдавать, значит никакой деятельности в ней не ведется. Это элементарно. Странно, что фигурант статьи и его сестра сами не догадались это сделать. Не так уж сложно, а главное ни труда, ни денег-то не стоит. Эту информацию редактор передала одному из юристов Комитета, а он передал сестре.

Сестра написала. Одну на двоих. На адвоката и меня вместе. Прочитанная мной «благодарность» повергла меня в шок. Откуда в этой женщине столько ненависти ко мне, столько злобы, вопрошала я коллег,  почему, за что?

В частности в «благодарности» несколько раз настойчиво и возмущенно подчеркивалось, что я написала статью всего лишь на основании материалов уголовного дела и все! А вся последующая работа с текстом, «Интер» и прочее? И как  вообще я должна была писать, в качестве художественной выдумки?

Я писала на основании глубокого двухнедельного изучения мною каждой страницы  дела. Только мои собственные размышления, для проверки себя самой, на тему, мог ли этот человек убить или не мог, в которых я опиралась на результаты экспертиз и показания свидетелей,  заняли у меня 20 страниц печатного текста. А судья, когда изучает дело, разве он не те же документы читает? Журналисту нужны факты – экспертизы и показания свидетелей, а не пустая говорильня. Они записаны  в уголовном деле. Именно по фактам,

по материалам уголовного дела я установила наличие еще одной экспертизы – третьего ружья, которая была в этом деле решающей, но отсутствовала в суде (!), и которую ни защитница-сестра, ни его адвокат не заметили, а я заметила! И указала на этот факт в статье.

В результате глубокого и кропотливого анализа всех экспертиз, сопоставления размера и формы отверстий на разных вещах убитого, определив по медицинской литературе

разницу растяжения кожи при дробовом отверстии и механическом, в том числе посмертном и прижизненном, я установила те несостыковки и несуразности, на основании

которых судья построил свой окончательный, оправдательный приговор, перечислив именно те фальсификации в экспертизах, на которые я указала в статье.

Печатное слово – великая сила! То, что говорят участники процесса, остается тайной за семью печатями. То, что журналист выносит на белый свет, становится достоянием широкой общественности, гласности, и скрыть этот факт уже нельзя. Суд вынужден считаться со статьей журналиста, отмахнуться от нее он не может.

Зато и сильных врагов себе с каждой статьей наживаешь – немеренно.

Текст «благодарности» сестры, адресованной нам с адвокатом, изобиловал грамматическими ошибками, но тем не менее, в нем очень тонко и подковерно проводилась мысль о том, что журналистка является паразитом на теле адвоката, что просто воспользовалась его трудом, а если она и ездила неоднократно на суд в 20-ти градусный мороз в райцентр, так только потому что подсудимого не привозили.

Как будто я хоть один раз обязана была туда ездить. Я, между прочим, вообще никому и ничего не обязана!

Как и любой другой правозащитник.

Меня удивило мастерство, с которым эта малограмотная женщина, сумела так расписать «благодарность» мне, что попросту облила меня грязью.

Нет, она не марионетка в руках неодолимых сил, она отлично понимает, что делает.

Не хочу раздумывать, что это – классовая ненависть, или тот психологический феномен, о котором я писала выше. Мне это все равно. Я сделала выводы. Пусть те люди, кто еще обратится ко мне за помощью, простят меня, но я больше не хочу никого защищать. 

Животных – да, буду. Выступать против негативных явлений в обществе – буду. Понадобится выйти на Майдан – выйду. Протестовать против любого закона, ухудшающего жизнь людей, но принятого Верховной Радой – буду. Нападет на Украину враг – запишусь военным корреспондентом. Понадобится стрелять – научусь.

Но защищать отдельных людей – уже не хочется. Пусть адвокатов нанимают. Те, хоть и берут большущие деньги, зато ответственности за свою работу не несут. И в коллегию подзащитный гадости на своего адвоката не напишет. Да и от широкой общественности работа адвоката остается тайной за семью печатями, напортачил он или нет, знает только он сам.

В то время как работа журналиста-правозащитника выносится на широкие просторы печати и обсудить ее может даже тот, кто едва читать научился.

Художника обидеть может каждый.

Для этого надо только научиться читать, немного писать, и обладать патологической ненавистью к тому, кто бескорыстно протянул тебе руку помощи.

14 февраля2013 г.

Виктория Колтунова


Комментарии посетителей сайта


Rambler's Top100