Судьба Pussy Riot как зеркало российской жизни. Часть первая. Советский панк от Петушков до Биологического музея

Wesleyunawn

3 сентября 2012 в 15:21

Первая моя реакция на статью сценариста и режиссера Юрия Бликова, написанную специально для еженедельника «Слово» – это шок. Умный и культурный человек написал, на мой взгляд, полный бред. Причем пару недель назад статья этого же автора об Одесском кинофестивале мне понравилась, появилась даже мысль провести круглый стол на эту тему в нашей редакции. Такой круглый стол, конечно же, нужен, но это отдельная тема. А вот то, что разумный человек написал ТАКУЮ статью – меня поразило!

Переругивание в Фейсбуке не помогло разобраться в этом диком феномене. Кроме того, краткие реплики при рассмотрении столь непростого материала – неизбежно нелепы, какие бы благие намерения ни ставили перед собой их авторы.

Я решил написать подробный мотивированный ответ. Кстати, чтение этой статьи во второй и третий раз, как ни противно было ее читать, убедило меня в том, что тут налицо очень серьезная проблема. Дело вовсе не в отношении к группе этих девочек – важна не сама фактологическая основа статьи, а ее философия.

Несколько слов о панк-культуре.

Панк-музыка пришла в западный мир в ту сладкую для меня пору, когда я был художественным директором дискотеки Омского политеха. Этот громкий титул тогда почти ничего не значил: я иногда участвовал в разработке некоторых познавательных программ нашей дискотеки, поставил два-три полуспектакля-полушоу, которые тогда красиво именовались дискотеатром. Бог его знает, что это было такое, но мне все очень нравилось.

При этом я никогда особенно не разбирался в музыке – меня интересовали прежде всего постановки, а не музыка. Но даже такому профану, как я, было ясно, что панк – это нечто, скажем так, вырывающееся из контекста культуры, как я ее понимал.

Мы были тогда полными дилетантами в понимании норм свободного общества. Для страны, где было принято ходить строем, а программу дискотеки утверждать в парткоме, поступки западных артменов казались бредом сивой кобылы. Многие из нас, в том числе и я, абсолютно искренне думали, что снятие всех запретов автоматически делает нас свободными. Не зная свободы и тоскуя по ней, мы не понимали очень многое из того, что свобода неизбежно приносит с собой.

Я помню, как меня смешили слова Бориса Стрельникова, собкора «Правды» в Нью-Йорке, – мол, сын постоянно насвистывает мелодию из какой-то рекламы. Наша реклама тогда была такой глупой и нелепой, что для меня эти слова казались верхом экзотики. Ну а если даже такие простые вещи были непонятны, то поп-арт казался шизофреническим бредом.

Настольный журнал тех наших лет «Ровесник» очень любил воспитывать в нас мысль о бредовости всей западной культуры. Забавно, что мы, которые в глазах КГБ и даже «родного» парткома были чем-то вроде потенциальных предателей (как писали немного раньше, «сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст…»), – мы были «советскими» не меньше, а может, даже больше, чем эти самые «из парткома». И, смеясь над тем, что в «Ровеснике» говорилось о роке, мы с упоением верили во все остальное. В том числе и в безумие западной культуры.

Но панк в этом случае перещеголял всех.

Как ни странно, но в целом наше дискотечное сообщество вместе с другими коллективами студенческого клуба было, конечно, не пуританским, но уж точно не богемным в тогдашнем понимании. Вообще жизнь тех лет была пропитана развратом пополам с бесчисленными запретами, особенно для живущих в общагах, где было такое взрывоопасное смешение греха, идеализма, страсти, притворства, фатума и одиночества, пропитанное водкой и голодом, что панк на самом деле мог стать языком общежитской массы. Лишь тотальный страх душил панк на корню. Кстати, на этом фоне «мир студклуба» со своим культурным идеализмом смотрелся белой вороной.

Настоящий панк всегда и везде есть внебрачное дитя свободы. Этому дитяте вряд ли кто-то особо радовался, но я не думаю, что панк свободный был «жестче», как это принято сейчас говорить, чем панк тоталитарный.

Символом омского тоталитарного панка я бы назвал ночь на 7 ноября 1976 года, когда нашу комнату разбудили вопли и звон разбивающихся бутылок. Оказалось, что примерно в два часа ночи старшекурсники начали швырять вдоль длинного коридора четвертого этажа пустые бутылки из-под водки. К утру весь пол в коридоре был усыпан слоем битого стекла толщиной примерно в пять сантиметров. Чем не панк-акция?

Зато панк-музыку наши студенты не играли и почти не слушали. Слушали обычный советский поп, песни Высоцкого, причем из псевдоблатного репертуара – французские диски слушали лишь в студклубе.

Юрий Бликов, обсуждая панк-группу Pussy Riot, приводит перевод термина «punk» – подонки. Это и правда, и в то же время ложь! Что, как ни странно, для искусства естественно. Что-то вроде «От жажды умираю над ручьем…» Франсуа Вийона.

Простой пример: песня из кинофильма «Генералы песчаных карьеров». В оригинале – лирическая песня рыбаков, в советском прокате – лирическая песня о подонках, в трактовке группы «Несчастный случай» – типичный панк-рок.

Панк-рок – это музыка нарочитого и грубого социального протеста и эпатажа, агрессивный соц-арт. Мне на память приходит знаменитое некогда стихотворение Евгения Евтушенко:

Ирония

Двадцатый век нас часто одурачивал,
Нас, как налогом, ложью облагали.
Идеи с быстротою одуванчиков
От дуновенья жизни облетали.
И стала нам надежной обороною,
Как едкая насмешливость – мальчишкам,
Не слишком затаенная ирония,
Но, впрочем, обнаженная не слишком.

Ребята из Политтеатра Наташи Галимурзы в нашем политехе написали на эти стихи песню. В духе тех лет, бардовскую. А ведь по сути, как и в истории с «Генералами песчаных карьеров», можно было бы сделать из этого текста и песню в духе панк-рока.

Но слово «ирония» для панк-рока и панк-культуры не годится. Даже «сарказм» – слишком мягко. Да ведь и Евтушенко на самом деле – очень советский поэт, все в умеренных рамках – и восхваление, и критика. А панк-рок умеренности не терпит.

Я – человек советской культуры. Мне Евтушенко ближе панк-рока. Я бы даже сказал, гораздо ближе. И я не знаю, хорошо это или плохо. Вот Довлатов в своих воспоминаниях о жене Черкасова высмеял эту «советскость».

Точно также и в ситуации с акцией Pussy Riot, о которой пишет Юрий Бликов, в Биологическом музее 23 февраля 2008 года. Во-первых, это было противно смотреть. Во-вторых, это была явная имитация, а не сам половой акт. И в-третьих, Юрий Бликов сознательно выбрал наиболее эпатажный акт группы «Война», в котором участвовали и Pussy Riot.

У этой истории есть еще один главный, четвертый аспект. При всей эпатажности этой акции главное в ней – не сам эпатаж, не сама игра в половой акт, а то, во имя чего это все делалось – протест против выборов Медведева в 2008 году.

Все-таки надо называть вещи своими именами. В нашей стране мат стал основным элементом разговора подавляющего большинства людей – желающие могут просто пройти по улицам нашего культурного города и послушать, о чем и как говорят наши люди. В России та же картина. У нас страна тотальной порнографии, и эта волна не захлестнула нас по вполне советским причинам: порнобизнес «крышуют» силовые структуры, и они беспощадно давят конкурентов. Только отсюда внешняя благопристойность – это вам не Азия, где нет единой крыши, и поэтому все открыто. Если кто-то думает, что у нас из-за этого лучше, то я должен его разочаровать – у нас из-за этого грязнее!Если кто-то хочет об этом громко и откровенно говорить – он должен говорить тем языком, которым говорит толпа.

В СССР была такая знаменитая книжица – «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева. Ее можно было бы назвать настоящим советским панк-роком.

Меняются времена, меняются формы представлений. То, как тандем поимел россиян в 2008 году, можно показать по-разному. Pussy Riot показали в Биологическом музее это таким вот образом. Они предложили россиянам накануне выборов, говоря грубым языком, «поиметь медвежонка», а не чтобы Медведев поимел их.

Мне лично категорически не нравится форма. По многим причинам, в том числе и из-за ходульности изображения. Но в панк-культуре нельзя отделить форму от содержания. В стране, где лозунгом стали строки Иртеньева «Нас е..ут, а мы крепчаем…», трудно ожидать иного массового протеста.

Но, на мой взгляд, для Юрия Бликова важна совсем иная мысль. И об этом в следующей части статьи.

Телефон редакции: (063) 994-63-77

Редакция не несет ответственность за содержание рекламных материалов.

При перепечатке гиперссылка на источник обязательна.