«Кощунство - 1) оскорбление религиозной святыни, 2) глумление, надругательство над чем-нибудь глубоко почитаемым, над тем, что свято и дорого кому-нибудь». Современная энциклопедия
Одним из важнейших доводов хулителей Pussy Riot является обвинение в кощунстве. Считается как бы само собой разумеющимся, что это слово значит для всех одно и тоже. Так ли это?
По всему миру прошли акции в поддержку Pussy Riot, в том числе в различных церквях, соборах и храмах. В каком-то смысле такие акции стали мировым трендом. Как и в любых подобных глобальных явлениях, в этих инсталляциях оказались замешаны абсолютно разные люди, движимые разными мотивами. Тут надо говорить о некоем особом мире – мире глобальных инсталляций, но это отдельный разговор. Мы сейчас касаемся лишь вопроса о кощунстве.
На Западе дискуссия о пределах критики церкви – один из важнейших аспектов политической жизни. Особенно эта дискуссия усилилась после скандала с карикатурами на ислам. На этой волне часть критиков воинственной закрытости ислама в попытке доказать свою беспристрастность обличает в реальных, а чаще в придуманных проступках, а то и преступлениях, христианские конфессии, и прежде всего католическую церковь. Вопрос о правомочности критики, о праве на антицерковные и антиклерикальные инсталляции, причем порой выходящие за все рамки элементарных приличий, не утихают в западном обществе и по сей день. Однако здесь есть один важнейший аспект, который сознательно не замечается как одной, так и другой стороной. По разным, разумеется, причинам.
Такие акции чаще всего вызваны не столько реальными провинностями тех или иных «служителей культа», как они именовалось в Советском Союзе, а, скорее, воинствующим атеизмом или, опять-таки, агрессивным неприятием ЛЮБЫХ абсолютных истин. Западная цивилизация, абсолютизировавшая СОМНЕНИЯ как свою главную ценность, неизбежно испытывает перегибы ДИКТАТУРЫ СОМНЕНИЙ. Разумеется, ни в коей мере нельзя подходить с общей меркой ко всем подобным акциям. Оценить данное явление – непростая задача, чреватая крайним субъективизмом. А главное - оно на самом деле мало касается Pussy Riot, даже если акции напрямую посвящены этой группе.
При всей внешней схожести с такими глобальными инсталляциями акция Pussy Riot носила принципиально иной характер.
В Интернете можно легко найти, например, песню «Наша служба и опасна и трудна» из знаменитого советского сериала «Следствие ведут Знатоки» в классическом исполнении Вадима Мулермана. Одновременно по этой же ссылке можно прослушать и пародию на эту песню под названием «Наша водка…». Авторы пародии описывают известный всем прием постовых милиционеров по выбиванию денег из задержанных. Данная песня – разумеется, стеб, прикол, однако одновременно это и кощунство для тех, кто свято уверен в чистоте милицейских или полицейских рядов, и в «святости» этой песни. Правда, все настолько разуверились в силовых структурах, что, на мой взгляд, вряд ли хоть один из работников правоохранительных органов решится даже в наш родной украинский или российский суд подать иск о моральном ущербе, связанном с этой песней. Уж слишком все хорошо понимают, что в этой шутке слишком много правды.
В нашу циничную эпоху перевертыши советских культурных штампов, причем не только провластных, но и тех, что были святы для обычных людей, стали нормой культурной, социальной и политической жизни. Я не берусь в данном случае говорить, плохо это или хорошо. Это, как говорил Остап Бендер, «медицинский факт».
Pussy Riot не пытались подвергать сомнению христианскую веру. Мало того, они подвергли критике, по большому счету, даже не православные ценности, а лишь определенную православную ПРАКТИКУ церковной администрации. Они грубо и некрасиво обыграли стереотипы современной церковной обрядности Православной церкви Московского патриархата. Точнее, подняли одну, но о-очень больную проблему. Pussy Riot затронули самое больное место нынешней РПЦ МП – политическую заангажированность к власть предержащим.
Нынешние ревнители церковной морали любят ссылаться на некие «традиционные» религиозные ценности России и, разумеется, Украины. Сейчас под этим красивым названием имеют в виду московское православие, исламские группы, лояльные к Москве, и иудейские религиозные движения. Однако при ссылке на «традиционность» нынешние идеологи государственного покровительства религии старательно закрывают глаза на одно принципиальное различие в этих религиозных воззрениях.
Религиозные организации всегда стараются не ссориться с власть предержащими. Однако существует очень важное отличие Православной церкви Московского патриархата от остальных «традиционных» религиозных воззрений. В советское время все они, за исключением РПЦ МП, находились в полуподполье. И иудеев, и мусульман советская власть в лучшем случае просто терпела. А вот Православная церковь Московского патриархата, с одной стороны, была ограничена в правах, большая часть имущества у нее была отобрана, причем не только в далекие 20-30-е, но и в годы атеистической кампании Никиты Хрущева, но зато потом аппарат церкви играл очень значительную роль в СССР, особенно в послехрущевский период. Именно тогда усилилась тенденция «укрепления» аппарата церкви людьми из КГБ. Православная церковь рассматривалась властями как идеальная «крыша» для агентурной работы на Западе.
Перестройка, а затем и крах советской империи резко изменили статус Православной церкви. Конечно, эта тенденция началась еще в годы застоя – Войнович далеко не случайно выстроил свою знаменитую книгу «Москва 2042» на альянсе коммунизма и православия. Тогда это казалось бредом. А сейчас кажется, что тенденция была уловлена абсолютно верно. Важнейшая причина этого, на мой взгляд, – контроль аппарата над приходом.
Характерно, что в годы нацистской оккупации, при относительно нейтральном отношении гитлеровцев к церковным делам, церковь худо-бедно начала самостоятельное возрождение. Ее возрождали «снизу», по кирпичикам, занимались этим стихийно утверждающиеся общины, которые сами готовили помещения, искали священников и т.д. Трудно себе представить последствия, если бы нацисты не смотрели сквозь пальцы на эту «самодеятельность» населения, а поддержали ее. И речь здесь вовсе не об идеализации нацизма или каком-либо оправдании преступлений Третьего Рейха. Просто нацисты, как ни странно, гораздо меньше боялись этой самой «самодеятельности» населения, если она не было направлена против них, и не мешала их целям.
Для Сталина и большевиков эта «низовая» церковь была опаснее вторжения нацистов. Большевики не случайно боялись любой инициативы населения, будь то в профсоюзах или в церкви. Чудовищные репрессии, обрушившиеся в свое время на Православную церковь, были вызваны, разумеется, не показным атеизмом. Большевики, кстати, вовсе и не были атеистами, их воззрения, как и воззрения нацистов, носили особый мистический характер. Можно поспорить о том, кто более «матери мистике» ближе: Гитлер, с его нарочитым внешним мистицизмом и упоением гороскопами, или Сталин, чей семинарский реализм был сродни фатуму. И высшее руководство Рейха, и высшее руководство Кремля неистово молилось своим безумным и злым богам, их кровавые мессы и не снились наивным сатанистам времен Короля-Солнца.
Удар по Православной церкви, как, впрочем, и по иудейской, католической, униатской и т.д., был вызван не воинствующим атеизмом, а страстью растоптать, погубить, сжить со свету все то, чем нельзя управлять. Большевики жаждали ликвидировать любые альтернативные структуры управления обществом. Никаких горизонтальных связей – только вертикальные и только в рамках ВКП(б).
Православная церковь, даже не стремящаяся к светской власти, но имеющая мощный институт независимой церковной иерархии, который мог стать основой для альтернативной власти, была главной опасностью для большевиков после уничтожения политической, экономической, научной и культурной оппозиции. Надо понимать, что страхи эти были вовсе не напрасными. После ликвидации любой социально-политической альтернативы ВКП(б) полностью утратила иммунитет к общественной инициативе. Уже к концу 20-х большевики были просто не способны вести спор на равных с любыми критиками. Только физическое уничтожение оппонентов могло удержать их у власти.
Знаменитый политический финт Сталина, фактически воссоздавшего официальную Православную церковь Московского патриархата во время войны, был направлен прежде всего не на борьбу с нацизмом, как это принято говорить, а на борьбу со стремлением людей восстановить независимую церковную иерархию. Кроме того, Сталин прагматично планировал использовать эту иерархию во внешнеполитических целях. И это ему вполне удалось, прежде всего благодаря страху перед ним лидеров антигитлеровской коалиции.
Сохранив формально независимость Московской патриархии, Сталин и его окружение через своих людей в церковной иерархии подчинили церковь большевикам больше, нежели Петр Первый, создавший для контроля за церковью Правительственный Синод. С этого момента - по-разному, но почти всегда - Православная церковь становится главным идейным «ходатаем» по делам большевиков.
Разумеется, неготовность идеологических работников КПСС после смерти Сталина искать компромисс с Православной церковью очень сильно ограничила ее сотрудничество с властью. Я прекрасно помню, как в единственную в Омске православную церковь (остановка автобуса «улица Рабиновича» – это не шутка, а правда истории) на православные праздники ходили комсомольские патрули – искали комсомольцев, решившихся отметить церковный праздник. Конфликты на уровне приходов были далеко не случайными и достаточно частыми - прежде всего, в силу косности идеологических работников. Но на высшем уровне все проходило гораздо «благостнее».
Распад СССР снял основную идеологическую проблему. Православная церковь упорно стала утверждать свою близость с властью. Надо признать, что и иудеи, и «официальные» мусульмане также отличились на этом празднике прославления светских столоначальников. Порою мне, как еврею, хочется просто закрыть уши и отвернуться, глядя на некоторые мессиджи «лидеров» иудейских движений. Но политическая деятельность Православной церкви Московского патриархата перешла все рубежи.
Я могу вспомнить, например, провластные листовки, которые раздавали в одесских православных храмах, листовки с черным пиаром, также вручаемые верующим, политическую деятельность Агафангела в Одесском регионе и т.д. Амвон Православной церкви Московского патриархата, увы, стал местом политической пропаганды задолго до акции Pussy Riot. Причем, будучи весьма благочинной по форме, эта пропаганда была и есть крайне уничижительная по сути: начальство всегда право!
Пытаясь сохранить политическую близость с власть предержащими, Православная церковь рассматривает себя как идеологический отдел власти. Это, впрочем, касается не только Московского патриархата, но об этом отдельный разговор. А вот проблемы души, жизни и смерти, именно то, чем должна заниматься церковь, - увы, отнесены на задний план.
В Одессе, например, это очень хорошо видно на примере снесенных кладбищ. Казалось бы, после распада СССР церковь должна была заговорить о чудовищных деяниях большевиков 20-30-х годов, направленных против самой церкви. Впрочем, этих преступлений было полно и в хрущевское время, да и в эпоху застоя. Так, невзирая на многочисленные протесты, на волне антиизраильской пропаганды в 70-е в нашем городе было уничтожено 2-ое еврейское кладбище.
Очень показательна также история с Первым христианским кладбищем. Там похоронены и католики, и евреи, и караимы. Кладбище было беспощадно снесено большевиками в середине 30-х годов, причем с разграблением могил – по воспоминаниям очевидцев, срывали царские ордена с бриллиантами, и даже золотые зубы. Часть кладбища превратили в парк, часть – в зоопарк (следы могил там видны до сих пор), часть застроили. Казалось бы, церкви самое время поднять свой голос в защиту хотя бы остатков кладбища, не дать превратить парк в зону новой застройки, что, кстати, запрещено украинскими законами. Маленькую толику энергии церковным властям стоило бы направить не на прославление власть предержащих, а на защиту людской памяти.
Увы, устремления властей, наплевавших на все нормы морали и закона и пытающихся застроить остатки бывшего кладбища, почти не встречают официального протеста церкви. Только увидев, что это требование может получить политическую поддержку у населения, руководство Православной церкви Московского патриархата вспомнило о том, что строительство на костях – кощунство!
Зато политика откровенно правит бал в церковных делах. В отличие от западных церквей, даже от Святого престола Папы Римского, Православная церковь Московского патриархата ведет сейчас открытую политическую кампанию, используя амвон для откровенной поддержки власти.
Фактически Pussy Riot стали играть по тем правилам, по которым играет сама церковь. Только знак другой.
Попытки власти оправдать приговор ссылками на опыт антицерковных акций на Западе на самом деле притянуты за уши. Западные церкви не ведут со своих кафедр политическую пропаганду во имя правительства. Отделение церкви от государства там носит именно характер основополагающих принципов. Богу – богово, кесарю – кесарево!
Тот, кто превратил церковь в место политической пропаганды, неизбежно несет ответственность за все ее проявления.
Мой литературный редактор, прочитав эту статью, заявила: «А как бы отнеслись израильские раввины, если бы подобная акция имела место там, все равно под какими лозунгами? Или здесь, но в синагоге? И если там ничего такого не происходило, то почему? Не потому ли, что народ и так весь «построен», и никому подобное в голову не приходит?»
Именно поэтому я хочу повторить еще раз свою основную мысль: ни в синагоге, ни здесь, ни в Израиле, ни в католическом храме аналогичное событие не может произойти, так как НИКОГДА это «собрание» (одно из значений слова «синагога») не используется для пропаганды. И хотя политизация общественной жизни в Израиле, к примеру, уж никак не меньше, чем в Украине или России, но не то это место, где можно заниматься политической пропагандой.
Тот, кто начал эту политическую пляску, должен понимать, что рано или поздно и его пригласят на танец. К сожалению, это еще далеко не все аспекты скандального дела Pussy Riot. Но об этом в следующий раз.