Odessa Daily › Мнения ›

«Шейлок». Субъективные заметки об очень давно ожидаемом чуде

Валерия

5 сентября 2011 в 10:53

Текст опубликован в разделе «Мнения». Позиция редакции может не совпадать с убеждениями автора.

Интересное ощущение осталось у меня после просмотра спектакля «Шейлок» Московского театра «Et Cetera».
С одной стороны, это действительно классное зрелище. Для Одессы – которая нечасто может насладиться подобными спектаклями – да, для нас это подарок. Столько хороших артистов-профессионалов на сцене…. Режиссура Роберта Стуруа – чёткая, прозрачная, очень пластичная… Сценография великолепная, много находок, всё работает очень целенаправленно, ничего лишнего. Композитор Гия Канчели создал незаметную и необходимую музыку – убери её и действие обеднеет, распадётся без этого музыкального сопровождения.

Масса великолепных составляющих. И при этом спектакль как будто чего-то недоговаривает, не дотягивает. Давайте попробуем разобраться, почему не трогает за душу то, что должно трогать.
Мне очень понравилось, что в оформлении смешались эклектически предметы и приметы разных времён. Бутафорские золотые тельцы в натуральную величину соседствовали с картой-ковром на полу. Белая мебель современных офисов и компьютеры уживались с костюмами персонажей, тоже очень свободно выбранными художником-постановщиком Георгием Алекси-Месхишвили. Револьвер – с саблями. Школьная форма – с белым домашним платьем еврейской девушки Джессики и её же платьем уже из века так пятнадцатого… Велосипед, песочные часы, принтер, мундир с эполетами, шапочка венецианского дожа вкупе с плащом, затканным красными и золотыми узорами… Много приятных глазу и неожиданных мелочей. Нескучно смотреть… Я ни разу не задремала на спектакле (друзья знают, что со мной такое бывает на скучных спектаклях).
Так что же помешало мне почувствовать то сладкое чувство влюблённости в спектакль, без которого всё становится профанацией? Помните: «То, что для одних истина – для других профанация…» Это из «Двенадцатой ночи» Уильяма Шекспира, не очень точное цитирование, по памяти.
А всё так хорошо начиналось. Виктор Вержбицкий (Антонио, венецианский купец) так захватывающе начал вести роль, пластика его была свободна и легка, я прямо влюбилась в это движение руки, в этот взгляд. Эта его обреченность, фатализм купца на грани банкротства… И любование собой… Самовлюбленность почти подростковая, эгоистическая… И вложенный в его уста Шекспиром бытовой антисемитизм…
Появление Шейлока (Александр Калягин) обставлено как появление итальянского мафиозного крёстного отца. Сыграна сцена «свитой», сыграна безукоризненно и слегка гротескно. Нечего подчёркнуто еврейского в этой сцене нет, разве только кипа на одном из слуг. Типично итальянские разборки венецианского денежного короля. Здесь всем управляют деньги. Огромные деньги. Ничего личного. Кроме застарелой ненависти к Антонио и возможности насладиться бедой последнего (так Шекспир когда-то написал, тут из песни слова не выкинешь).
У Шейлока, по Шекспиру, всё не так уж ладно в бизнесе и в семье. Прямо как в новых российских сериалах – там, где царствуют большие деньги, семья становится фикцией, обманом, фальшивой стеной. Дочь Шейлока Джессика (Мария Скосырева) спит и видит, как освободиться от отцовой душной опёки. Она научилась лицемерить (от отца?), научилась врать и, по большому счёту, уже давно не та «сладкая еврейская дочка», которой её знает отец. Поэтому её предательство отца и еврейства закономерно. Сыграно актрисой разнообразно и продуманно. Разнообразно настолько, что не сразу узнаёшь актрису в каждом следующем действии, настолько она меняется в зависимости от костюма, задачи и партнёров.
Компания друзей венецианского купца сыграна изобретательно и смачно, но осталось ощущение, что всё это придумано давно, очень давно. Поэтому играть это уже немного скучно. И зрителям в зале это передаётся.
Порция, прекрасная Порция, с руками как будто фарфоровыми, с чарующей улыбкой. Её хочется любоваться, и мы любуемся – вместе с ней (Анастасия Кормилицина). Её свита в лице прислужницы Нериссы (Наталья Благих) и шутихи Бальтазары (Татьяна Владимирова) тоже как будто уже устала играть этот спектакль. Играют вроде бы смешно, но не смешно получается.
Разнообразие в действие вносят женихи Порции, приехавшие на конкурс (все роли – Владимир Скворцов), это сцены откровенно комедийные, преувеличенно экзальтированные, сморятся легко и с удовольствием. Но не они главное в этой пьесе.
Главное, наверное, всё-таки та интрига, затеянная Шейлоком, когда он узнаёт о возможности отомстить Антонио за его плохое отношение к евреям. Кредиты, долги, взыскания, суды, месть, кровавая месть… И пусть все заткнутся со своей моралью, ведь золотому тельцу найдётся место везде, даже в суде… Шекспир сделал в «Венецианском купце» очень точный срез общественного восприятия евреев в пятнадцатом веке. И, знаете, не так уж многое поменялось в бытовом антисемитизме. Всё узнаваемо, к сожалению. Всё больно. Именно на этом сделал главное ударение режиссёр-постановщик Роберт Стуруа. И, наверное, ради этого и стоило ставить эту пьесу. Стуруа даже убрал антракт, чтобы смотрелось всё действо на одном дыхании, чтобы напряжение нарастало, чтобы потом всё завершилось финальной сценой суда у венецианского дожа.
Еврейский вопрос решается в спектакле очень мягко: пошумели, пожурили, надсмеялись, разошлись. Куда делся накал страстей – непонятно. Вроде и слова те же говорят, что написаны в пьесе, и делают актёры то, что задумал Стуруа, у него очень чёткие и прозрачные линии действия персонажей, сквозная линия только иногда размывается, но это, наверно, оттого что спектакль идёт уже с 2005 года, он «устал».
Вообще мне всё это напоминало операционную комнату (где Антонио должен лишиться фунта своего мяса): декорации, где плитка бела и блестяща, как в хирургическом кабинете, прозрачные окна, ничего лишнего, много воздуха. И спектакль напоминал странную операцию, где все знают чётко, что им нужно делать и когда. Только все уже так научились делать эту операцию, что это стало просто работой на гастролях. А одесситы ждали откровения и катарсиса. Пьеса-то очень к этому располагает. Мне должно было стать страшно, когда Шейлок продумывает план мести. Мне должно было стать стыдно, когда он читает монолог о том, евреи такие же люди, как все. Мне должно было стать больно, когда Шейлока бьют и сажают верхом задом наперёд на осла… Мне почему-то не хватило вчера этой ожидаемой искренности, я видела только очень хорошую, профессиональную работу. И мне кажется, что задумывался и игрался он раньше таким, каким я его себе вообразила еще в 2005 году, прочитав в «Известиях» (тогда у меня еще не было дома Интернета) статью о том, что Александр Калягин и Роберт Стуруа сделали великолепный и очень спорный спектакль о Шейлоке.
Но всё равно, спасибо. Спасибо за то, что мы увидели этот легендарный спектакль. Спасибо за деликатное отношение к «еврейскому вопросу». Программка к спектаклю вся наполнена высказываниями о национальном вопросе, значит, именно это должно было стать главной темой спектакля. И всё немного смазалось, смягчилось, у Шекспира это было очень жёстко и нелицеприятно, но правдиво.
Сцена, которая меня потрясла – это та, в которой разорённый воровством и оскорблённый побегом дочери Шейлок вспоминает, что он – еврей, и он начинает переодеваться в еврейскую одежду. Он разговаривает с богом и принимает решение мстить. И «операционная комната» в эти минуты исчезает, появляется абсолютный контакт с залом. Калягин делает здесь чудо, он заставляет сердце сжаться от боли. И ради этой сцены я согласна смотреть этот спектакль ещё и ещё. Это было очень сильно.
Может быть, действительно, «усталость спектакля» так сработала?
Очень спорный спектакль. Очень хочется о нём спорить, говорить, вспоминать его. А значит, всё было не зря. Театр ведь, по большому счёту, миссионер, несущий доброе и вечное…
Александр Калягин обещал приехать на следующий фестиваль, привезти «живой театр». Будем ждать.

Валерия