Odessa Daily › Отдых и культура ›

Художник — это серьезно. Интервью с Вадимом Кучер-Куцаном — фото и видео

georgettems1

20 июля 2010 в 10:40

Вадим Кучер-Куцан — одесский живописец, признанный не только в Украине, но и за рубежом. На его счету выставки в Германии и Франции, участие в известных художественных проектах. Кроме того, он интереснейший человек, пускай зачастую и непростой в общении. В интервью Odessa Daily он поделился с читателями своими взглядами на людей и искусство, рассказал об этапах своего творчества и жизненных приоритетах.

Расскажите, как происходило Ваше творческое становление?

Я рисую лет с десяти, и всегда старался делать это профессионально. Первой я окончил художественную школу им. Костанди. Родителям даже не пришлось мне предлагать, я сам у них попросил отвести меня туда. Мой отец, моряк, тоже рисовал, но для него это было скорее хобби. В детстве то, что он делал, казалось мне недосягаемым, вызывало восхищение. Однако я довольно быстро его «перещеголял» (смеется —прим. авт.). Всего в школе живописи я проучился четыре года. Следующим этапом был Педагогический институт, факультет художественной графики. Через год ушел в армию. Время такое было — Афганистан. У нас тогда всех мальчиков с первого курса забрали. Отслужив, уже в этот вуз не стал возвращаться, уехал поступать в Санкт-Петербург. Там был вольным слушателем в Академии Репина. В Питере по лимиту попал на завод. Наработавшись по две смены, засыпая стоя, я понял, что учиться там не получится: с таким графиком я просто выключался, принимая сидячее положение. Поэтому, совершенно случайно попав на живописный факультет киевского института, решил там остаться. После второго курса над нами должны были взять шефство мастера-преподаватели, каждый выбирал приглянувшегося ученика. Меня выбрал Пузырьков, а я к нему не пошел — съездил в Петербург во второй раз, показал работы там, и меня все-таки приняли в Репинку без потери курса.

Почему Вы не остались в Киеве? Ведь Вас там заметили и признали.

По-моему, задача учебного заведения — учить. А в Киеве это отсутствовало напрочь. Как раз пошла волна контемпорари-артаи все мои друзья сходу стали элитными художниками при полном отсутствии учебы и профессионального роста. Все это очень грустно, а профессора их только поддерживали. Не получив образования, не освоив традиционой техники живописи, они уже сумели от нее отказаться под предлогом того, что знают лучше, что называть искусством. На самом деле, они отрицали то, чего не умели. Естественно, питерская и киевская школа разительно отличаются. Я слышал как-то от известного искусствоведа, что самая худшая картина там может вызвать бурю восхищения и стать лучшей в Киеве. Так что мне было сложно с киевской подготовкой, в основном поэтому я решил взять академ отпуск, когда у нас с женой родился ребенок, чтобы продлить обучение минимум на год. Всего в Питере я проучился шесть лет.

Как Вам удалось пережить девяностые? Ведь двум студентам с ребенком уж точно было несладко.

Тогда было немного другое время. Денег не было ни у кого. Если сейчас без них нельзя — после распада Союза это было нормально. В тяжелые годы зарабатывали продажей картин, созданием копий известных произведений. С копиями там вообще отдельная история. Мы не имели права ошибиться ни на милиметр, это грубейший недочет. А когда копируешь шедевр в музее, ближе, чем на метр ты к нему подойти права не имеешь. После Петербурга я вернулся в Одессу, преподавал в Педине, на родном факультете. Пытался учить так, как учили меня, однако тут это не принято, и я быстро бросил преподавательскую деятельность. Затем получил гранд и уехал в Германию, работал там. Еще — десять лет во Франции. Но все-таки гость и иммигрант в Европе — это разные вещи. Поэтому предпочитаю жить в Одессе, а за границу ездить только организовывать выставки.

Когда Вы поняли, каким именно должен быть художник, чтобы делать качественные работы?

Помнится мне, я после художественной школы, где меня хвалили, попал к самому известному на то время преподавателю живописи в Одессе — Павлюку. Он спросил меня: «Видишь, вон кружка. Сколько времени тебе нужно, чтобы ее нарисовать?» Я удивился, пожал плечами: «Ну, минут десять». Он улыбнулся: «Валяй». Когда я закончил, он посмотрел на мой рисунок: «Но ведь это же совсем не та кружка! Глянь на соотношение ширины и высоты? Ты вообще их замерял?» Я взялся переделать рисунок. Сорок часов я только строил эту кружку! Я затер бумагу до дыр, но все равно получилось не то. После этого он дал мне кубик: «На, учись». Я тогда понял, что живопись — это не шутки. А некоторые говорят, что главное — это полет души. Наверное, это самое ужасное в современных художниках.

Что для Вас важнее, Ваша семья или искусство?

Несомненно, искусство. И моя семья знает об этом. Ты можешь достичь чего-то лишь всецело отдаваясь своему делу. Странная вещь — когда особо не рефлексируешь по поводу своего семейного быта, в нем все идет как надо.

ku4er-kucan_01

Картина Вадима

ku4er-kucan_09

Фрагмент неоконченной картины

Для Вас важно признание? Каким Вы его для себя видите?

Безусловно, важно. Самое главное признание — это живой интерес. Наибольшая награда — это когда твои работы не воспринимают равнодушно, у зрителя при виде них загораются глаза. Не быть интерьерным живописцем — вот что важно.

Вам достаточно Украины для творческой реализации или Вы хотите покорить и зарубежную публику?

Украины мне безусловно мало. Я работаю в Европе, и это единое пространство, где не важно, признали тебя в Германии, Франции или Бельгии. Естественно, мне интересно выставляться и в Америке, и на Востоке. Однако я не люблю людей и художников, которые пытаются «заткнуть собой все дыры».

В чем отличие по-вашему зрителей и художников в Одессе и Санкт-Петербурге?

Ни в чем. Я всегда видел одного и того же зрителя, где бы я ни был. Искусство все воспринимают одинаково. Хотя, невежества у нас безусловно больше. Многие одесские художники не смогли бы пробиться в Питере. Если задуматься... Еще в Петербурге больше графики и меньше цвета. При всем при этом, одесский зритель мне ближе. Это мой родной город, я его люблю.

Я слышала, Вы не большой поклонник современного искусства...

Современное актуальное искусство на самом деле не современное и не актуальное. А почему я его не люблю? Меня, к сожалению, учили рисовать. Вот такая беда, от этого никуда не денешься. Я закончил институт, и присоединяться к художественной самодеятельности, которая сейчас называется контемпорари арт, я не собираюсь. Я пишу картины, а не самовыражаюсь. Я не буду изображать недоумка хотя бы из гордости. А если бы кто-то, имея настоящую, качественную школу, занялся бы подлинным современным искусством — он попал бы в десятку. Это теоретически абсолютно верно. Нужно развиваться! Но про таких художников я в Одессе не слышал. Я, собственно, пытаюсь делать нечто подобное. Не знаю, заметно это или нет.

Вы способны коренным образом пересмотреть свои взгляды на искусство, встретив воистину гениального художника?

В Одессе — нет. Абсолютно! Я не видел тут искусства хорошего настолько, чтобы это заставило меня измениться. Мне часто говорили, когда я учился: посмотри на работы Рафаэля, которые он писал лет в 28, и успокойся. Никто сегодня так не сможет, ни в 30, ни в 60. Вот что такое гениальный художник.

Каков для Вас идеальный зритель?

Идеальный зритель — это тот, кому не нравится то, что я делаю. Он заставляет меня двигаться вперед. Я абсолютно искренне ненавижу сопли и сахар в мой адрес. Не важно, какой он, этот зритель. Пусть даже он критикует все картины подряд. Главное, чтобы его мнение было объективным.

Как Вы считаете, искусство должно быть коммерческим?

Я никогда не писал картины в коммерческих целях. Приятно — это когда ты работаешь где-то слесарем. Покрасил стол — и продал. Я же пишу картины, чтобы достичь своего максимума. Будто спрашивая себя: «А на что ты способен? Сможешь ли?». Мне это интересно как повод разобраться в себе. Понять чего я стою на самом деле. Сделать это вполсилы никогда не получится. Я остановлюсь только тогда, когда не смогу уже держать кисть в руках.

Пару лет назад писали, что Вы получили возможность работать над одним очень интересным проектом во французском городе Лионе. Подчеркивалось, что это довольно большая честь, и Вы были там единственным художником из Украины.

Я очень давно связан с этим городом. Меня там знают, и потому мне пришло письмо от оргкомитета о том, что проводится конкурс эскизов в связи с проектом, связанным с символом города — львом. Были изготовлены шестьдесят одинаковых скульптурных львов, каждый из которых вверялся художнику, и тот мог делать с ним все, что пожелает. Вот такая акция от людей, которые просто любят свой город. Проводилась она в мае 2004 года. Если честно, я приехал туда чуть ли не позже всех и абсолютно не знал, что же мне с этим львом делать. Мне толком-то и не объяснили. Но получилось очень неплохо. Мой лев был вторым по стоимости на аукционе. Самый дорогой был покрыт сусальным золотом, так что там одно золото на полстоимости тянуло (смеется). Каждый из львов стоял в определенном месте города, все они были такие разные! Проект вышел замечательный, а я получил огромный опыт работы и общения с самыми разными художниками.

ku4er-kucan_04 ku4er-kucan_02 ku4er-kucan_06 ku4er-kucan_07

У Вас в свое время была выставка, посвященная Христу. Довольно неоднозначный выбор темы. Что Вы можете о ней сказать?

Она называлась «И Он явился в мир». Это абсолютно светская выставка, не библейская, и не историческая трактовка событий. При том, что я безусловно верю в Бога — абстрактного, единого для всех. Это была очень трудная и мучительная выставка. Личность Христа — тема тяжелая и глубокая, и постигнуть ее до конца не дано никому. У нас художники почему-то подходят к этой теме с двух сторон: одни пишут в строго религиозной манере, как иконы, будто живописи двадцатого века не было вовсе; другие делают Христа-МиккиМауса, Христа с сигаретой — пошлые, богохульные вещи. Я хотел найти золотую середину, отказаться от канонов, не ударившись в китч. В первую очередь, я пытался выяснить, что все это значит для меня. Начинал с мыслями, что познаваемый Бог не существует, а пришел к тому, что нет непостижимых вопросов, есть неправильно понятые задачи. Но мне кажется, эта выставка не была адекватно воспринята. Я разочарован. Возможно, я просто не смог донести до зрителя то, что задумывал — не справился с задачей.

В 2004 году Вы создали серию картин «Переведи меня через Майдан», посвященную Оранжевой революции. Я слышала, вы непосредственно работали в Киеве, в гуще событий. Почему именно такая тематика? Вы разделяли эти идеи?

Мне приглянулся Майдан как всплеск народного самосознания. Показалось, что идет становление украинского гражданского общества. Оказалось — действительно, показалось. Я не был участником, я наблюдал со стороны лишь столько времени, сколько мне понадобилось, чтобы сделать наброски. Возил ли я им картошку? Нет. Я вообще исключил телевидение из жизни своей семьи, когда понял, насколько оно политизировано. Помнится, я получал дипломы от Кинаха, даже не представляя себе, кто такой Кинах, настолько я аполитичен. Когда началась Оранжевая революция, я узнал о существовании какого-то Луценко. Я сразу подумал, что хватит с меня политики. Во времена Октябрьской революции Бродский сказал, когда художники тоже хотели пойти на баррикады: «Вы должны это описывать, а не участвовать». Русские живописцы были всегда в русле общественных процессов.

Вы можете сказать это о себе?

Я стараюсь придерживаться этой традиции, не относиться равнодушно к происходящему вокруг меня. К тому же, тут есть общие корни с выставкой о Христе: они обе описывают процесс героизации — народа или конкретной личности. Меня всегда интересовал этот аспект.

Для вас важно вдохновение? Вы можете работать без него?

Вдохновение — опасная дама. Оно, конечно, важно, но часто заводит туда, куда не надо.

Насколько художник должен быть ремесленником, а насколько — творцом?

На 36, 5% (смеется). Ремесло нужно знать ровно настолько, чтобы о нем не задумываться. Но есть и другая сторона. Вот взять Репина. Он был дико экзальтированный человек. И без этой экзальтации он не смог бы писать. Все хорошие художники, которых я знаю обладают этим. В некоторой мере, оно есть и во мне. Без этого — ну вот нарисую я стол, нарисую травку. Ну, а дальше? У нас вообще много таких художников. Они пишут то, что видят. Не более того. А художник — это серьезно. Это — наука и профессия. И каждый художник обязан быть мастером своего дела.