Odessa Daily › Отдых и культура ›

Китай как нарождающаяся сверхдержава. Война на Дальнем Востоке и выбор России

trudyvl11

9 сентября 2010 в 12:03

Своего рода финансовый цунами обрушился на биржи развитых стран, когда Центральный банк Китая объявил в июле 2005 года, что “отвязывает” юань от американского доллара, к которому он был привязан на протяжении последнего десятилетия. “Оказалось, что Вашингтон утратил исключительное право вызывать бури (shockwawes) в финансовом мире”, - комментировал обычно скептический британский Экономист. С обложки его кричал шокирующий заголовок “Как Китай управляет мировой экономикой”. И словно бы этого мало, фотография уличного знака Wall Street (улица стены) была переименована на этой обложке в Great Wall Street (улица Великой стены).

Так или иначе, с этого момента отпали всякие сомнения в том, что Китай действительно вырастает в новую мировую державу. И дело не только в том, что большая часть ширпотреба в развитых странах снабжена ярлыком made in China, - заключала передовица, - но в том, что и цены на нефть, которые им приходится платить, и уровень инфляции, и даже заработная плата рабочих и прибыли корпораций тоже в значительной мере made in China. У меня нет здесь возможности подробно пересказывать сложнейшие экономические аргументы, которыми обосновывает все эти далеко идущие утверждения Экономист. Скажу лишь, что выглядят они вполне правдоподобно.

Четыре парадокса

Как бы то ни было, рост экономики Китая за последнюю четверть века и впрямь был феноменальным. Нет другой страны в мире, где рост среднего валового дохода 27 лет подряд равнялся бы 9,4%. Или где объём импорта и экспорта, который еще в 1978 году не превышал 20,6 млрд долл., взлетел бы в 2004 до 851 млрд. И все это при необычайной бедности сырьевых ресурсов. В самом деле, нефтяные ресурсы Китая не достигают и 8% среднемировых на душу населения, а запасы природного газа меньше 5%. В этом смысле Китай, в отличие от богатейшей Америки (не говоря уже о России), страна, можно сказать, голодающая.

Второй парадокс Китая как нарождающейся мировой державы заключается в том, что, в отличие от всех других растущих сверхдержав в истории, он, вообще, страна бедная – на 100-м примерно месте по доходу на душу населения (для сравнения скажем, что, хотя китайская экономика почти впятеро больше российской, доход на душу населения там в два с лишним раза меньше, чем в России). И ведь рост населения Китая всё еще – несмотря на драконовские меры партии и правительства – не достиг своего пика. Уменьшаться он начнет, как предрекают демографы, лишь в 2030 году, когда население Китая перевалит за полтора миллиарда.

Третий парадокс в том, что, в отличие как от Германии перед Первой мировой войной, так и от СССР после Второй мировой войны или от США после развала СССР, постоянно хваставших своим “миродержавным” могуществом, Китай ничуть не стесняется своей бедности, официально называет себя развивающейся (underdeveloped) страной и планирует достичь статуса “развитого государства среднего уровня” не раньше 2050 года.

Вот хоть один эпизод, с предельной ясностью демонстрирующий эту удивительную непретенциозность Китая. Первым шагом Дэн Сяопина в момент, когда он задумал китайский рывок в мировую экономику, было обращение к телевизионным каналам страны с просьбой уделить большую часть эфирного времени показу того, как богато и комфортно живут американцы. “Это было сделано, -- комментирует ведущий сингапурский политтехнолог Кишоре Маббубани, -- несмотря даже на то, что воочию демонстрировало десяткам миллионов людей вопиющую некомпетентность власти, т.е. Коммунистической партии Китая (КПК) и угрожало подорвать её легитимность. Но демонстрация сработала именно так, как рассчитывал Дэн: народ заразился мечтой об американском образе жизни -- и экономика Китая буквально взорвалась новой энергией”.

А вот и четвертый парадокс. Состоит он в том, что, опять-таки в отличие от всех других нарождавшихся сверхдержав в истории, Китай никогда не прятался за протекционистские тарифы. С самого начала своего экономического взлета он был полностью открыт для международной торговли. В этом смысле он, а вовсе не Америка, - всемирный символ глобализации, её дитя и образцовый гражданин. Даже после азиатского финансового кризиса 1998 года, когда многие его соседи не устояли перед соблазном закрыться от мира, Китай не поступился принципами. Напротив. Именно тогда он и добился вступления в ВТО. И открылся, если это возможно, еще больше. В 2004 году общая сумма его импорта и экспорта составила 75% от его ВВП (для сравнения скажем, что в Индии или в Бразилии она не достигает и 30%, а в Японии и в США – и вовсе 25%).

Впрочем, если иметь в виду уникальную дешевизну рабочей силы в Китае, ничего, пожалуй, удивительного и нет в том, что он оказался чемпионом свободной торговли и глобализации. Все-таки его экспорт в США в шесть раз (!) превышает его импорт из Америки. С другой стороны, благодаря Китаю обувь, допустим, упала в цене за последнее десятилетие в развитых странах на 35%. И благодаря той же необыкновенной дешевизне всего made in China, инфляция в мире, уверен Экономист, не взлетела в заоблачные выси – несмотря на троекратный рост цен на нефть. (Мои читатели, может быть, помнят, что именно такую политику западного “товарного щита” предлагал я для России в 1991 г., в момент шоковой терапии, чтобы резко снизить разорительный уровень инфляции, неизбежный при освобождении цен. Правительственные экономисты от души посмеялись тогда над моим предложением. И вот, пожалуйста, сегодня это вдруг стало совсем не смешно: именно такой “товарный щит” и работает во всемирном масштабе).

Тайвань или Сибирь?

В международной практике, однако, оборачиваются все эти парадоксы довольно странным образом: ресурсное голодание -- агрессивностью, непритязательность -- полным безразличием к тому, что переживают другие. В результате Китая в мире побаиваются. И всё чаще сравнивают его поведение с поведением Германии перед Первой мировой войной. Она ведь тоже удивила тогда мир стремительным экономическим взлетом, тоже испытывала острый ресурсный голод и так же бесцеремонно, как сегодня Китай, себя вела и лихорадочно вооружалась.

Доклад Пентагона, подчеркивая, что “Китаю никто в мире сегодня не угрожает”, отмечает с некоторой тревогой: “и тем не менее он продолжает делать огромные капиталовложения в новое оружие, особенно рассчитанное на устрашение”. И так же, добавим, как в свое время германские генералы, продолжают генералы китайские делать угрожающие заявления. Например, уже в июне 2005 генерал Чжу Ченгу публично заявил, что в случае, если США вмешаются в его конфликт с Тайванем, Китай подвергнет ядерной бомбардировке “сотни американских городов”.

Разумеется, Министерство иностранных дел в Пекине тотчас заявило, что частное мнение генерала Чжу ни в какой мере не отражает позицию правительства, но наказать генерала за его воинственное мнение тоже не наказали. Как бы то ни было, очевидно, что узел напряженности в отношениях между Китаем и США завязан именно в узком проливе, отделяющем континентальный Китай от острова Тайваня.

В недавнем интервью известный российско-американский политолог Николай Злобин высказался в том духе, что дай бог, чтобы этот тайваньский узел не развязывался до бесконечности. Имел он в виду, что в этом случае у Китая не будет ни времени, ни сил задумываться над тем, как бы присвоить ресурсы российской Сибири. Это, конечно, интересное соображение. Боюсь, однако, что и здесь все не так просто. Ибо и с тайваньским узлом у России тоже могут быть крупные неприятности. По многим причинам.

Прежде всего потому, что именно на нём оттачивает когти агрессивный китайский милитаризм. И, как свидетельствует безнаказанная эскапада генерала Чжу, политический вес военных в китайском руководстве, в особенности во всем, что связано с тайваньским узлом, уже сейчас достаточно высок. Во-вторых, потому, что, когда Китайская Народная Республика (КНР) и Республика Китай (РК) на Тайване в очередной раз разругались по поводу закупки РК у Америки истребителей Ф-16, Тайвань оправдывался тем, что купил их в ответ на аналогичную закупку КНР у России эскадрильи СУ-27. Признав тем самым, что отныне любое новое приобретение российского оружия КНР (а этих приобретений, как мы знаем, меньше не становится) будет компенсироваться закупками РК новейшего оружия в Америке. Короче, Россия и США уже оказались в тайваньском конфликте на противоположных сторонах.

В-третьих, -- и это главное -- конфликт, в котором Россия некоторым образом, пусть и косвенно, уже засветилась, пахнет, как опасаются многие в Америке, большой войной. Здесь не редкость, например, встретить серьезные книги, озаглавленные “Китай: нарождающася угроза” или “Как мы будем воевать с Китаем”. А если верить местным экспертам по Китаю Курту Кемпбеллу и Дереку Митчеллу, то “нет сегодня другого места в мире, где ситуация настолько не поддавалась бы решению и перспектива большой войны была бы так реальна”. Понятно, что оказаться втянутой в такой неразрешимый конфликт опасно сейчас для России ничуть не меньше, нежели это было перед Первой мировой войной.

В конце концов и тогда ведь реальный конфликт у Германии был на самом деле с владычицей морей, Британией, перекрывавшей ей пути к заморским ресурсам. Этот конфликт тоже был неразрешимым. Но погибла-то в результате вовсе не Британская империя, а Российская, имевшая к нему более чем косвенное отношение. Конечно, России тоже могло перепасть в чужом конфликте кое-что по мелочи, например, укрепление её престижа в Сербии или Константинополь, о котором десятилетиями грезили тогдашние русские националисты. Стоило ли всё это, однако, фатального риска, связанного с вмешательством в чужую войну?

Но к этому мы еще вернемся. А сейчас немножко предыстории. Просто чтобы читателю было понятно, почему именно Тайвань может в XXI веке сыграть ту же роль, какую сыграла перед первой мировой войной Сербия.

Тайваньский узел. Версия первая

Непредубежденному человеку трудно представить себе, почему полуторамиллиардный Китай видит смертельную угрозу в независимом существовании на своих границах сравнительно маленького острова с 23-миллионным населением. И, тем не менее, он её несомненно видит. Почему?

У КПК и её апологетов (как тот же, допустим, Маббубани) есть своя версия, почему Тайвань следует непременно и, если понадобится, силой присоединить к континентальному гиганту. “Великий парадокс Китая, -- объясняет Маббубани, -- заключается в том, что он чувствует себя одновременно, и сильным, и уязвимым”. Почему сильным, мы знаем. Но в каком смысле уязвимым? В том, оказывается, что “Тайвань, который Япония отняла в Китая в 1895 году после постыдной для него войны, остается последним символом его "столетия унижения". И потому ни один лидер Китая не может позволить себе стать тем, кто "потеряет" этот остров навсегда”. Вот почему “Пекин время от времени обещает отвоевать Тайвань силой, хотя бы и ценой большой войны, если тот объявит себя независимым государством”.

Такова официальная версия конфликта, которую настойчиво вбивает в головы населения вся мощная пропагандистская машина КПК. Возможны, однако, и другие версии. Например, историческая.

Тайваньский узел. Версия вторая

56 лет назад, когда остатки разгромленных на континенте “белогвардейских” гоминдановских войск под началом генералиссимуса Чан Кайши нашли убежище на Тайване, никто и представить себе не мог, что результатом будет возникновение новой нации –тайваньцев (так же, между прочим, как никому не пришло в голову, что в результате шестидневной арабско-израильской войны 1967 года возникнет еще более молодая нация – палестинцы).

Напротив, в 1949 году обе стороны были уверены, что конфликт разрешится уже в ближайшие месяцы. Мао надеялся, что тайваньские соотечественники, которые только что избавились от полувекового господства японцев, не потерпят новых оккупантов и быстренько сбросят деморализованный корпус Чана в море. А низложенный генералиссимус, совсем даже наоборот, грозился вскорости отвоевать континент у коммунистических захватчиков. Не угадали. Ни тот, ни другой.

Тайваньские соотечественники Мао предпочли его “красной” диктатуре гоминдановскую, “белую”, и – под дулами американских авианосцев -- Председатель КНР не решился форсировать пролив. А потом случилось чудо. После смерти Чана Гоминдан шаг за шагом уступал власть тайваньской оппозиции, покуда в один прекрасный день “белая” диктатура не испустила дух. И РК вдруг превратилась в процветающее, богатое демократическое государство. Ничего подобного не произошло в КНР. Там диктатура продолжается и по сей день. И бедность, как мы уже знаем, тоже.

Удивительно ли, что тайваньцы, давно почувствовавшие себя независимой нацией, не собираются жертвовать своей свободой – и преуспеванием – ради националистических фантазий 110-летней давности? И всё надеются, что мир когда-нибудь так же взволнуется их судьбою, как взволнован он судьбой их двойников, палестинцев. Всё-таки 23 миллиона тайваньцев живут в повседневном страхе перед 700 баллистическими ракетами кратчайшего радиуса действия, предназначенными разнести их в клочья.

Как пишут те же Кемпбелл и Митчелл, “в последние годы вся система подготовки Народно-Освободительной армии так же, как её вооружения, доктрина и риторика, сфокусированы на сценарии завоевания Тайваня. Целое поколение её офицеров ориентировано на вооруженное вторжение на остров... Милитаризация Пекина всё меньше напоминает знаменитые "серьезные китайские предупреждения", от которых можно отказаться в ходе переговоров, и всё больше - реальные приготовления к войне”.

Такова вторая, историческая, версия китайско-тайваньского конфликта.

Тайваньский узел. Версия третья

Со времен Ден Сяопина руководство КНР настаивает, что, комбинируя капитализм в сфере народного хозяйства с однопартийной диктатурой в политической сфере, оно идет своим “особым” путем в мире, единственно возможным в виду исторической, цивилизационной традиции Китая. В этих условиях “другой Китай” (РК) с той же цивилизационной традицией, но с многопартийной демократией, не только не помешавшей, но и ставшей условием его процветания (не забудем, что ВВП Тайваня в расчете на душу населения почти в 12 (!) раз превышает китайский), и впрямь оказывается смертельной угрозой для всей идеологии КПК Самим своим существованием он рушит центральный миф режима: мы не такие, как все.

Я не знаю, как звучит этот миф по-китайски. Но знаю, что все сверхдержавы, будь то сегодняшние, или бывшие, или только нарождающиеся, непременно на такой миф опираются. Ибо именно он легитимизирует их претензии на сверхдержавность. По-английски он называется Exceptionalism, по-японски - Nihotron, по-русски - “Особый путь” или, как припечатал его в свое время В.С. Соловьев, особнячество. Но самое знаменитое название мифа – немецкое, Sonderweg, тот самый, которому Германия обязана Гитлером.

Впрочем, как бы ни назывался этот миф по-китайски, очевидно, что существование демократического Тайваня несовместимо с ним абсолютно. Вот смотрите, словно бы говорит Тайвань миру, мы такие же китайцы, что и те, на континенте. И исторические предания у нас те же. И тем не менее, Тяньаньмэня у нас быть не может. И статую свободы не давят у нас гусеницами танков. Да, мы усвоили западную демократию. Но она не только не разрушила нашу культурную идентичность, но, напротив, помогла нам добиться неслыханного на континенте уровня жизни и свободы.

Вот почему еще Тайвань не просто кость в горле у КПК, но и своего рода перманентная гигантская провокация – 23 миллиона пощечин, если угодно.

Так выглядит дело с точки зрения третьей версии китайско-тайваньского конфликта. И именно по этой причине, боюсь, и пахнет он большой войной.

“По ту сторону добра и зла”

Так называют гонконгские эксперты Дэвид Цвейг и Би Жианбай китайскую политику “глобальной охоты за ресурсами”. И это еще одна важная черта Китая как нарождающейся сверхдержавы, подчеркивающая сходство между ним и Германией Перед первой мировой войной. Авторы, конечно, имеют в виду полную неразборчивость в средствах, аморальность китайской политики. По их мнению, политика эта “оставляет слишком мало места для морали”. Примеров приводят они множество. Но, кажется, достаточно одного. Имя ему - Дарфур.

С 1997 года, когда арабское правительство Судана начало проводить политику дискриминации по отношению к своей христианской провинции Дарфур, правительство Соединенных Штатов запретило американским нефтяным компаниям иметь какие бы то ни было дела с Суданом. По мере того как дискриминация в Дафуре перешла в этническую чистку (два миллиона человек были выдворены или бежали в соседний Чад), а потом и в открытый геноцид христианских женщин (200 тыс. человек были изнасилованы, искалечены, убиты), Судан бойкотировала и Европа. Даже Африканский союз послал туда войска.

Душераздирающие сцены Дарфура прокатились по всем западным телеэкранам. Китай, однако, они нисколько не смутили. Наоборот, словно бы сблизили с Суданом. Во всяком случае, замминистра иностранных дел Чжоу Вэньчжун заявил публично: “Бизнес есть бизнес. Внутренняя ситуация в Судане есть внутреннее дело Судана. Вмешиваться в нее не в наших интересах”. Ну как же, 5% китайской нефти поступает из Судана. Что по сравнению с нефтью геноцид (именно этим словом назвала происходящее в Дарфуре ООН)?

* * *

Конечно, Китай не скоро еще сменит США на посту мировой державы. Разве только Америка будет все последующие 27 лет стоять на месте, а Китай - расти так же стремительно, как в предыдущие 27. Пока что при всех её успехах экономика Китая не достигла и одной седьмой от американской. И культурное его влияние в мире близко к нулю. Это, однако, не мешает националистической молодежи Китая, как свидетельствует известный историк Ван Нин, быть совершенно уверенной, что “китайская культура безоговорочно превосходит западную и потому именно ей предстоит доминировать в мире”. Приезжающие на российский Дальний Восток китайцы порою демонстрируют изумленным аборигенам географические карты, на которых он изображен исконно китайской территорией.

На сегодняшней повестке дня, однако, Тайваньский узел и угроза войны в проливе. Конечно, в распоряжении Китая есть простое и элегантное решение проблемы, общепринятое в международной практике. Тайвань не может считаться независимым государством, если другие страны не признают его независимость. С этой точки зрения, Китай уже выиграл конфликт, а Тайвань – уже проиграл. Даже его ближайший союзник, США, как заявил в ходе своего последнего визита в Пекин Колин Пауэлл, не признает Тайвань независимым государством.

Но Китай такого решения не хочет, и мы, кажется, уже знаем, почему. Он добивается от Тайваня обязательства, что тот НИКОГДА не станет независимым государством. Ну, а у тайваньцев, ничего не поделаешь, собственная гордость. И мы теперь тоже знаем, откуда она. Так или иначе тень большой войны продолжает висеть над Тайваньским проливом. И Россия продолжает старательно вооружать Китай для этой войны.

Разумеется, она делает это не бескорыстно. Но ведь и Китай небескорыстно продолжает не замечать геноцид в Дарфуре. И Российская империя накануне Первой мировой войны помогала соперникам Германии, как мы знаем, тоже не бескорыстно. Так чему же учит этот суровый урок истории? Всегда настаёт момент выбора. И чтоб опять не случилось у нас в чужом пиру похмелья, разумнее сделать его раньше.

trudyvl11