Так лепили советского человека

Пропагандистский советский фильм «Об этом забывать нельзя» (1954 г.), фрагмент из которого вызвал фурор на нашем сайте, «прекрасен» во всем.

Его можно назвать азбукой сталинизма, пошаговой инструкцией по формированию «хомо советикус» и искоренения инакомыслия. Фильм стоит пересмотреть, чтобы лишний раз понять, почему же советские люди получились именно такими, откуда у них целый набор сомнительных поведенческих штампов, и почему они с остервенением продолжают насиловать Украину до сих пор.

Напомним, что речь в фильме идет о судьбе писателя, украинского коммуниста Ярослава Галана (в фильме — Гармаш). В реальной жизни Галан был неоднозначной фигурой, в конце жизни даже, судя по всему, ставший в оппозицию советской власти, но и ненавидимый украинскими патриотами. Он был убит во Львове в 1949 году при загадочных обстоятельствах. Официальная версия — погиб от рук бандеровцев, однако нынешние украинские власти перекладывают ответственность на чекистов.

Галан, впрочем, был тот еще борзописец, не случайно его сравнивают с одиозным публицистом Олесем Бузиной — схожи не только судьбы, но и стили. Лепил он, в том числе, и такие вирши:

Четырнадцатилетняя девочка не может спокойно смотреть на мясо. Когда в её присутствии собираются жарить котлеты, она бледнеет и дрожит, как осиновый лист. Несколько месяцев назад в Воробьиную ночь к крестьянской хате недалеко от города Сарны пришли вооруженные люди и закололи ножами хозяев. Девочка расширенными от ужаса глазами смотрела на агонию своих родителей. Один из бандитов приложил острие ножа к горлу ребёнка, но в последнюю минуту в его мозгу родилась новая <идея>: „Живи во славу Степана Бандеры! А чтобы чего доброго, не умерла с голоду, мы оставим тебе продукты. А ну, хлопцы, нарубайте ей свинины!..“ „Хлопцам“ это предложение понравилось. Через несколько минут перед оцепеневшей от ужаса девочкой выросла гора мяса из истекающих кровью отца и матери...

Киностудия Горького подошла к созданию байопика о Галане со всей ответственностью. Актерский состав сплошь из звезд: Смирнова, Гоголева, Хвыля, Крючков, молодой Тихонов. Гармаша\Галана играет «сам» Сергей Бондарчук, начавший (и развивавший) свою карьеру как раз вот с таких беспроигрышных ролей. Его Галан не просто писатель, но митинговый громогласный трибун, гвоздящий врагов СССР пулеметными очередями. Ярлыки оппонентам вешает направо\налево, спекулятивно цитирует Тараса Шевченко и творит, в общем-то, в тепличных условиях — очевидно, что никакой дискуссии в тогдашнем Львове (в фильме он называется абстрактно «город») о судьбах Украины не могло быть. И по мнению создателей картины — это нормально, так и должно, как иначе-то?

Характерный эпизод — один из местных публицистов (выведенный подлым гадом, конечно, и с местечковым акцентом) пишет разгромную рецензию в газете о новой книге Гармаша. Но статья не выходит, потому что выпускающим редактором в тот вечер оказывается жена Гармаша, которая, ничтоже сумняшеся, невзирая на мнение главреда, снимает текст по причине его якобы «пасквилянства». Объясняет свое поведение она, разумеется, «партийными» соображениями и искренне делится своим возмущением со всеми знакомыми (которые, безусловно, ее поддерживают!). Более того, она порывается жаловаться на редакцию в обком. Ее останавливает сам Гармаш — но не по причине защиты свободы слова, а из-за того, что супружеская чета слишком опаздывает на званый вечер.

Дело на этом не заканчивается. «Пасквилянта» увольняют, несчастную статью (которая все же публикуется) громят на многолюдном коммунистическом съезде, сразу после пламенного выступления Гармаша, а редактор, видимо, почуяв неладное, включает заднюю, ссылаясь на недостаток бдительности. Но и на этом история не заканчивается. Позже ситуацию со статьей разбирают на заседании обкома, а представитель МГБ делает запрос по поводу личности автора.

Смешно, но после выхода «пасквиля» здоровый телом (и вроде бы духом) Гармаш начинает рефлексировать относительно своего творчества и делится сомнениями с мамой, которая, разумеется, оказывается мудрой «хранительницей очага». После проникновенной проповеди она возвращает погрустневшего детину на истинный путь. Для современного зрителя, измордованного фейсбучно\жжшными баталиями, это откровенно комедийный эпизод, хотя в контексте того времени, не предполагавшего и намека на обмен мнениями (пусть порой и обидными), сцена «мама и Гармаш» — архетипична. Можно предположить, что в ней обыгрывается некий библейский сюжет, и известная семейственность самих украинцев. Апелляция к Матери — это восприятие советскости не через случайную победу большевистских узурпаторов, а через призму преемственности поколений, естественной неизбежности «самого справедливого строя». Ну и очеловечивание коммунизма, конечно — ничто им не чуждо, тоже иногда сомневаются и мамы их жалеют.

Надо отметить, что хоть события развиваются в Бандерштадте, но колорита в фильме нет. Визуальный контекст производит странное впечатление. Если Москва в кино сталинского периода — лучезарный, жизнерадостный, счастливый город, то в здешнем Львове («городе») царит полумрак, постоянно идет дождь, туман. Только в финале, когда все враги разоблачены и повержены, город преображается, бегут ручьи Очищения, наступает Весна Новой жизни. Однако натурных съемок очень мало — действие, как правило, разворачивается в павильонах, на улицу герои выходят крайне редко. В этом смысле интересно сравнить «Об этом...» с еще одним советским фильмом про Галана, снятым в 1973 году («До последней минуты»). Там, напротив, видно, что съемки ведутся во Львове, окрестностях, Карпатах, что, вероятно, связано с окончательной ликвидацией партизанского украинского движения.

В «Об этом...» имперское высокомерие пронизывает картину. Актеры сплошь федеральные, с великоросскими именами, говорят на правильном русском языке, периодически отпускают трюизмы относительно провинциальности местных нравов, в них нет ни грамма «западенства». Главные герои живут на широкую ногу, в шикарных квартирах, с челядью, автомобилями, ну прямо новое дворянство! Ректор городского университета выписан из «благонадежного» Харькова, очевидно, для ротации западенских кадров. Фраза «не наша это Украина, не советская» произносится так естественно, как будто никакой другой Украины в жизни и в истории и не могло быть в помине. Соответственно и зритель должен воспринимать Украину только в контексте ее советскости. Ну а что, в контексте украинскости ее что ли воспринимать (как это пытается делать пылкий юноша в вышиванке, но его тут же одергивает подруга-комсорг)? Ну, право, не смешите!

Характерно, что главным негласным оппонентом (против которого и направлен основной пропагандистский удар сценария) «советской Украины» становится даже не Степан Бандера, а историк и политик Михаил Грушевский, автор концепции «Украина-Русь», замахнувшийся на монополию Московии в вопросе преемственности Киевской Руси. Здесь советские пропагандисты проявили изрядную проницательность, поскольку небезосновательно полагали, что идеи Грушевского, опиравшиеся на исторический фундамент, могут быть более полифоничными и охватят более широкие массы украинцев (и украинских русских), чем западенский национализм Бандеры.

Вражье племя в фильме прячется не в лесу, а хитро интегрировано в повседневную жизнь под видом обычных обывателей. Их задача — гадить и отравлять жизнь советским людям. Так, в темных подвалах Бандерштадта функционирует полуподпольная книжная лавка, держит которую седовласый украинофил. В магазинчик приходит студент Данченко, откровенничает с библиофилом, без особого энтузиазма рассказывая, что посещает цикл лекций по истории Украины. Чуя потенциального клиента, старичок подсовывает Данченко пару книжек Грушевского строго «на пару дней». И вот, несмотря на окружающую красную действительность, повсеместную пропаганду, буквально за пару дней вдохновленный Данченко переходит, по сути, в противоположный лагерь, сочиняет талантливые стихи и получает новый импульс к жизни.

Параллельно сокурсники Данченко, этакие веселые и с виду доброжелательные (как и положено советским людям) комсомольцы интересуются у своего лектора (который тоже позже окажется врагом): «Дескать, Всеволод Евгеньич, а вот вы в лекциях по Грушевскому упоминали, что по мнению этого историка, Хмельницкий пошел на союз с Москвой не по искренним, а по коньюнктурным причинам». «Да — отвечает лектор, — упоминал, и в этом была глубочайшая ошибка Грушевского! «А вот представляете — улыбаются студенты — Данченко-то наш считает, что так и было!» Лектор отвечает: «Ну, переубедите его! В спорах рождается истина! — А может не стоит уже спорить о бесспорном? — уже серьезней вопрошают студенты — Не затянулись ли наши споры? — Ну, вы все-таки еще попробуйте», — также серьезно, но уже не очень уверенно отвечает преподаватель.

Так вот откуда это идет! Конечно, разве студенческий кампус или академическая курилка и университетская аудитория — это место для дискуссий? И разве надо о чем-либо спорить, когда «наши» везде победили? «Не враг ли говорит твоим языком?», — спрашивает у Данченко строгий комсорг в ответ на прочитанные стихи о любимой Украине.

Затюканный однокашниками Данченко идет к Гармашу в надежде на понимание своего творчества, но сталкивается с пулеметным темпераментом писателя, который, без остановки ссылаясь на «классиков», сводит монолог к тому, что русская культура и литература настолько велики, что непонятно, причем здесь вообще какая-то Украина. Гармаш цитирует Маяковского («я знаю, в Москве решали судьбу и киевов и тифлисов») и ставит Данченко перед дилеммой: «Люди, Ростислав, делятся на тех кто любит Москву и на тех кто ее ненавидит... И вирши свои (т.е. стихи, довольно неплохие, кстати — прим. А.Ч.) убери, смотреть на них противно».

Апофеозом травли Данченко становится университетское комсомольское собрание, в ходе которого молодой поэт переживает еще и предательство со стороны подруги-комсорга Галины Коршун (по странному совпадению, она является дочерью ректора). Перед собранием он невольно признается девушке, что потерял комсомольский билет (тяжкий грех по советской библии, как известно), но просит его не выдавать. Подруга, разумеется, оставляет просьбу без внимания, чем подписывает Данченко приговор. Его с позором исключают из комсомола.

Самое жуткое, что именно публичная травля, навешивание ярлыков, крикливое неприятие противоположного мнения подается в фильме как естественный и эффективный рецепт излечения от буржуазного плюрализма. Авторы картины вдалбливают совдеповские скрижали с усердием молотобойца. Нечего миндальничать и сюсюкаться с ошибающимися и заблудшими! Не хочешь строить с нами советскую Украину? Ты — враг, без вариантов!

Данченко даже никто не дает высказаться, он только читает стихи и выслушивает упреки от людей, которых он считает друзьями. Подруга обрывает его на полуслове и обвиняет чуть ли не в сотрудничестве с фашистами. Гармаш также затыкает ему рот и орет лозунгами. На комсомольском собрании Данченко уже и не стремится высказаться, только понуро выслушивает обвинения от однокашников. И вот вдруг, после всех унижений, он чудесным образом исправляется: отбирает у врагов комсомольский билет, бежит за жизненным советом к подобревшему Гармашу (который его благосклонно принимает и даже кормит яичницей), сочиняет новые стихи во славу советской Украины и подобострастно читает их подруге-предательнице. Новые стихи комсоргу Коршун нравятся.

На самом деле, как часто бывает с тупыми пропагандистскими агитками, «Об этом забывать нельзя» рождает противоположный эффект. О таком действительно нельзя забывать. О том, как травили талантливых литераторов. О том, как унижали и ломали личность, не желавшую маршировать с коллективом. О том, в каких хоромах жили советские вельможи (не самого большого пошиба) на фоне обедневшего народа. О том, с каким презрением относились «понаехавшие» с большой земли специалисты к местным «провинциальным» кадрам. О том, что при сталинизме предательство и доносительство являлось не только естественной, но и поощрительной нормой. О том, как рождалась новая советская семейственность (с дочками и женами на «хлебных» должностях) и номенклатура. Здесь столько сочных ляпов и перлов, что впору, по сталинской логике, заподозрить режиссера Лукова в пособничестве врагам.

На примере «Об этом забывать нельзя» видно, насколько важным элементом тоталитаризма является пропаганда. Идеологическое поле — настоящая фронтовая передовая, где для победы над врагом важны все детали. Не то чтобы книга, одна лишь статья в газете и студенческий стишок могут нарушить равновесие «общества правды». Вся репрессивная и партийная машина с нескрываемым удовольствием молниеносно включаются, чтобы покарать Свободу Слова, инакомыслие. Остается надеяться, что прививку от советизма и имперщины украинцы (да и другие восточноевропейцы) получили навсегда.

Автор: Аркадий Чернов (https://rufabula.com/author/chernov)