Не бойтесь современной режиссуры!

Очень у меня получились субъективные заметки о прошедшем в Одессе фестивале современной пьесы. Ну, невозможно быть субъективной в таком деле, как театр – сколько зрителей, столько и мнений.

«Встречи в Одессе» – это не тот фестиваль, который проводился уже много лет, который мы ждали каждый сентябрь, когда в Одессу приезжали различные русские театры со всего СНГ. Название – удачное и звучное – перешло к фестивалю современной режиссуры от того фестиваля.

Александр Копайгора (директор Одесского русского драматического театра и один из организаторов фестиваля) и Александр Мардань (одесский драматург и соорганизатор фестиваля) совместно с Евгений Лавренчуком задумали театральный эксперимент. Такой фестиваль на территории СНГ проводится впервые – когда приглашаются не театры, а режиссеры – в один театр, который отдается во власть этим самым режиссерам, которые ставят то, что они задумали – как конкурс, как возможность попробовать что-то новое… Организаторы пригласили в Одессу четырех молодых режиссеров (очень молодых!) и дали им возможность поставить спектакли – за очень короткий срок, методом штурма, марш-броска.

Актеры репетировали на всех возможных площадках театра. Театр из «академичного» и забронзовевшего на глазах превратился в «живой» организм. Интересно, что из этого получится?..

Получилось сплошное театральное «хулиганство». И это – прекрасно!

Вечер первый. «Великолепный рогоносец». Ольга Меньшикова и Фернан Кроммерлинк.

Фестиваль современной режиссуры – это площадка для экспериментов. Первый вечер стал экспериментом для всех – и для актеров, и для зрителей.

Конструкции на сцене – с помостами и лестницами – как бы намекали на Мейерхольдовскую постановку, с немыслимыми лестницами вверх, вбок, снова вверх. Одежды сцены нет – видно все закулисное хозяйство. Всё – на виду. Ничто не скрывается от глаз зрителя. Всё – откровенно и просто, немного наспех, второпях, но – ярко и выпукло.

У каждого персонажа – своя пластика, своя манера двигаться и говорить. Чем-то неуловимо напоминало это всё спектакли Романа Виктюка. Фронтальное обращение актера к зрителю, подача каждой фразы, каждого слова – законченно и с ожиданием реакции зала. Все слова персонажи произносят так, как будто, если мы упустим какое-то слово, то произойдет катастрофа. К середине спектакля иногда хотелось, чтобы всё-таки как-то не так однообразно искались интонации.

Я давно не видела, чтобы любимые мной актеры русского театра работали на сцене с таким азартом и при этом – с ученическим старанием. Старались все. Странная троица в красном или в черном – «три девицы» бальзаковского возраста возле микрофонов, – типа «Хор» – одна из них (Ирина Надеждина) обреченно таскала за собой белый пакет с вещами, не выпуская его из рук. Старался гибкий и ироничный Эскарго – Геннадий Скарга – интонации, взгляд, пластика… Старались и баловались вовсю Гуллер Полякова и Юлиана Игнатовская – местные жительницы. Какая шикарная нянька – Валентина Прокофьева! Баловался на сцене и Михаил Игнатов – балуясь и кривляясь, вылепил очень симпатичный образ удачливого соперника главного героя, влюбленного в главную героиню. Светилась от счастья влюбленная в ревнивого мужа Анна Моргунова – обаяние молодости и кокетливое очарование – такое приятное и точное попадание в образ! И, конечно, Бруно – Егор Карельских – весь вечер на сцене, весь вечер ему надо было удерживать нас в напряжении, и, в общем, это ему удалось.

Вечер первый задал тон всему фестивалю. Актеры на сцене были такими счастливыми – они прямо помолодели на глазах, честное слово. В первые минуты спектакля мне показалось, что некоторые из актеров работают по принципу «хорошо, мне сказали сделать так, и я вам сделаю…» Но это очень быстро прошло – не у меня, а у актеров. Они из всех сил делали свой спектакль привлекательным – как в последний бой, и всё бросается в топку, лишь бы их костер разгорелся ярче всех других. И мне это очень понравилось. Потому что я вижу на спектаклях – практически во всех театрах – преступную успокоенность. И это смерть спектаклю – когда наступает такая успокоенность. Поэтому я очень благодарна актерам, что они не постеснялись и рискнули – это был очень хороший опыт, и для актеров, и для нас – зрителей. Теперь мы захотим ещё и ещё видеть таких же азартных, неспокойных, неравнодушных актеров русского театра.

Вечер второй. «Записки сумасшедшего». Игорь Неведров и Николай Гоголь.

Молодой режиссер нашел очень интересное сценографическое решение – сцена практически пуста, белый задник, висящее в воздухе как качели кресло, старая пружинная кровать – как в советских больницах – поставлена стоймя.

Группа мужчин в черном – своеобразный кордебалет – создают настроение каждой сцены. Создают давно проверенными приемами, как-то даже по студенчески – но так убедительно и уверенно, что только диву даешься, как можно сложить кубики со всем известными буквами в такие незнакомые слова?  

Что нового можно сказать о Поприщине – несчастном титулярном советнике? Почему-то вспомнилось «…он был титулярный советник, она – генеральская дочь…» Откуда это, из какого старинного романса?
…Сергей Юрков дождался своей звездной роли. Он ни на секунду не выпадал из образа. Он не раздражал ни единым неверным жестом. Сумасшедшие и очень убедительные глаза. Пластика – изящная и танцующая. Мокрая к концу спектакля рубашка на Юркове – не оттого, что в зале жарко, а оттого – что полная отдача! Отличная, качественная работа актера хорошей школы, которой не страшна «современная режиссура», которой иногда пугают - любой режиссер и любой материал под силу серьезному и талантливому актеру, любой режиссер может быть современным и не современным – талант всегда современен.

Миманс работал полноценно - с удовольствием и синхронно, актеры понимали, что они делают, диктат режиссера был тут во благо.

Всё действо напоминало фантастический балет-пантомиму – призрачный Санкт-Петербург, где возможно всё, где даже собаки умеют разговаривать и ведут тайную переписку друг с другом, где дочка столоначальника умеет петь украинские народные песни (Елена Ященко), где толпа, читающая газету «Северная Пчела», превращает чтение в музыкальный номер, где танцуют призрачные тени… Образ того самого Петербурга, который проявляется наиболее четко в произведениях Гоголя и Андрея Белого. То ли больница с белыми стенами, то ли открытое пространство проспектов и набережных Питера, с ветрами и пробегающими прохожими.
Это было очень мощно. Самое цельное пока из увиденного на фестивале. Очень бы хотелось, чтобы спектакль остался в репертуаре театра.

Вечер третий. «Метель». Ришат Гали и Марина Цветаева.

Поэзия Марины Цветаевой не терпит быта. Её стихи требуют особой «летучей» интонации, способности каждое слово ощущать как самое главное в стихотворной ткани её произведений, невозможно читать не вслух, читаешь хотя бы шёпотом, при чтении вслух вдруг начинаешь чувствовать ценность и тайну каждого слова, прокатывая каждый слог во рту – и вкус – удивительный… При заявке на постановку Цветаевских пьес режиссер Ришат Гали очень рисковал.
…Пьесы Цветаевой притягивают. Они великолепны на бумаге, и кажется порой, что, читая их, уже видишь, как разговаривает с Казановой Франческа, видишь, как она повернула голову, как махнула рукой, завернулась в плащ от холода…

Но их очень трудно ставить. Они трудно переносятся с бумаги на дощатый пол сцены. Потому что их нельзя ставить «в лоб», при всей их внешней простоте и прозрачности.
Наверное, поэтому молодой режиссер решил сделать такую конструкцию спектакля, где нашлось бы место самым разным его размышлениям о жизни и творчестве Марины Цветаевой. Тема потери свободы, разума и жизни, в конце концов, стала главной в финале спектакля «Метель». Атмосфера легкого безумия, которая правит спектаклем с самого начала, переходит в полный «адский ад», как выразился бы один мой фэйсбуковский собеседник. Сцены из поэтической сказки о новогодней ночи в гостинице с разнообразными постояльцами, ставшими заложниками разыгравшейся метели, вдруг превращаются в актеров, которые репетируют спектакль по пьесе Марины Цветаевой. Суровый и беспощадный советский (?) быт не совместим с искренней поэтессой, и поэтессу ликвидируют – чтобы не мешала идти вперед к светлому будущему.
Первые сцены «Метели» Ришата Гали напомнили мне о моей юности (!) – режиссер из Уфы, моего родного города. Я услышала знакомые башкирские мелодии, фонограммой играл аккордеон, пелись отрывки из башкирских песен – интересно, кто-нибудь еще в зале понял, что это было? И я как-то сразу расслабилась. Мне стало очень спокойно и легко. И я приняла то, что мне предлагали со сцены.
…Каждый зритель находил, наверное, свою точку, когда он расслабляется и принимает. Было ощущение, что мы все присутствуем на проведении эксперимента – а что получится, если актриса будет вести себя вот так? Или вот так? Или если актер пробежит по сцене странной походкой? Смешно? Хорошо, мы сейчас еще смешнее сделаем, и вам станет так смешно, что вовсе даже страшно… И самое главное – неожиданно. Неожиданно сделать что-то такое, чтобы зритель вздрогнул, чтобы он ждал чего-то неожиданного, чтобы держалась интрига. Как дотронуться до сердца зрителя? До его души?  

Зрители молча смотрели на сцену, где «колдовали» актеры. Цветаевский текст произносился актёрами подчеркнуто не бытово – в жизни так не говорят. Смотрелось это все, как « театр абсурда» – вроде бы без какого-либо смысла, связи. Ради атмосферы. Ради создания определенного настроения. Прямо видно было, как актеры стараются держать в себе это настроение. Потом вдруг начинаешь понимать, что во всем этом абсурдистском карнавале есть смысл. И можно начинать ловить от этого кайф.

…Зал внимал происходящему на сцене так, как ребенок, которому нужно внимательно досмотреть сказку до конца. Ведь это был уже третий вечер фестиваля, и мы уже вкусили «сладостных плодов» театрального эксперимента. Зрителям уже хотелось плыть по волнам – по воле актеров и режиссера. И, может быть, кто-то, кто еще не читал Марину Цветаеву, найдет её книгу и почитает. И влюбится в её тексты. За это – огромное спасибо участникам этого спектакля.

Любовная сцена – очень сильно (хореография Юли Пуриной).

Финал – несколько размыт. Хотелось какой-то яркой точки для финала. Но великолепна идея превращения живой искренней девушки в статую с замотанным тряпкой лицом – не видеть, не слышать, и чтобы никто ее не видел, не слышал. Чтобы не мешала. Чтобы забыть...

Вечер четвертый. Джованни Боккаччо и Владимир Бутаков

Самый мрачный спектакль. Самый агрессивный. Наверное, потому что тема Чумы и Смерти стала главной.

Кстати, почему на сцене только восемь рассказчиков историй? Ведь их было десять?

Сценография спектакля лаконична. Помост – высокий, как огромный обеденный стол, черный задник, черные кулисы. Свет, дым. И небольшой экран, куда транслируется действие. Транслятор бегает по сценес айфоном – тут же, рядом с персонажами. Снимает прямо в лицо – и мы видим крупно глаза, улыбки актеров.

Костюмы – черного цвета, рубашки и майки у мужчин белые. Дамы – в черных платьях, фасоны – как у дам полусвета или канканные. Прически – в стиле 90-х годов прошлого столетия, костюмы – тоже напоминают стиль одеваться тогда же.

Обещали рассказывать о любви. И о страсти. И всё это на фоне Чумы.

Чума и Смерть – в одном лице – появляется иногда в виде высокого юноши в деловом костюме черного цвета и уносит свою законную добычу.

Персонажи поют как в рок-опере – смотрится очень здорово. Танцуют – как опытный кордебалет в мюзиклах – смотрится тоже очень хорошо.

Много интересных мизансцен. Много отличных находок – теленовости (Владимир Лилицкий и Максим Козловский), любовная сцена вокруг стола (Александра Цымбалюк и Александр Иваненко), монолог героя Макса Козловского, который он головокружительно работает на сцене и в зале, монолог героя Ильи Болотова, который он читал очень смешно и обаятельно.

Знаменитая декамероновская история про сокола – мизансцена с кровавой рукой – очень удачна.

В целом – сильный и сильно действующий спектакль. Но – очень мрачный, на мой взгляд. Мне не хватило силы жизни, силы любви – против силы смерти. Можно по-разному читать «Декамерон». Можно разное брать из него для инсценировки. Но мне кажется, что «Декамерон» – о победе жизни и любви, не просто о «пире во время чумы». И мне вот не хватило такого позитивного момента. При всей ироничности постановки. А так в целом – у спектакля будет свой зритель, это просто я всегда хочу света – чтобы была надежда и так далее. Наверное, я – неистребимый романтик.

Вечер пятый. Отчет театральной лаборатории «Мастерство трансформации».

Ну, это уже был не фестиваль, как объяснил директор Одесского русского драмтеатра Александр Копайгора, это уже был отчет студентов театральной лаборатории «Мастерство трансформации».

В лаборатории принимали участие более двадцати человек. Кто-то из них – начинающие актеры, участники театральных студий, а кто-то – профессиональный актер, но были те, кто к театру ранее отношения не имел. Может быть, теперь будет иметь. Семь дней напряженной – по пять-шесть часов – работы, и в итоге студийцы сделали шаг вперёд и вверх в мастерстве актёра, прикоснулись к тайнам и чудесам этой профессии.

Зрителям студийцы показали упражнения, этюды, мы порадовались за то, какие они свободные, счастливые – сцена опьяняла их, и это передавалось в зал...

Вот всё и закончилось. Завтра в русском театре снова будет привычная рабочая атмосфера, суеты станет немного меньше. Но мы не скоро забудем, как спешили каждый вечер в театр – посмотреть, чем нас сегодня будут удивлять.

Возьмите что-нибудь из этих экспериментов в репертуар, пожалуйста!

А давайте на следующий год снова такое замутим? Очень хочется снова удивляться и радоваться новому.