Odessa DailyМнения

Послесловие к творчеству. Владимир Васильев о любви, театре и искусстве

Timothy

4 апреля 2012 в 17:40
Текст опубликован в разделе «Мнения». Позиция редакции может не совпадать с убеждениями автора.




vasilevИзвестный российский балетный танцовщик и балетмейстер Владимир Васильев за всю свою долгую карьеру никогда не танцевал на сцене Одесского театра оперы и балета. Все, что связывает его с этой сценой – небольшая «халтурка», снимавшийся в театре фильм, в котором он сыграл роль ведущего детских программ.
И вот в июне этого года Владимиру Викторовичу предстоит выйти на сцену Одеского оперного театра – в рамках I Международного фестиваля искусств в Одесской опере (Odessa Opera International Arts Festival 2012) состоится его творческий вечер. «Послесловие к творческой карьере» - так назвал он этот вечере.
В рамках подготовки к фестивалю танцор посетил Одессу и встретился с журналистами.

О театре

У меня остались прекрасные воспоминания о здании вашего театра. Но я видел много красивых коробок. «Метрополитен опера», «Ла Скала», Большой театр... Но главное, что делает театр великим – это душа, те спектакли, которые идут на этой сцене. В последнее время смотрю – да, здания красивые, и артисты приглашаются великие. А чтобы увиденное заставило чаще забиться сердце, или показались слезы радости на глазах – не происходит.

О формуле успешного фестиваля

Когда меня спрашивают о формуле – чего бы то ни было: формуле долголетнего супружества, формуле любви… Да, господи, если бы мы с вами нашли эту формулу, все было бы очень просто и неинтересно! В том-то и дело, что формулы нет – есть какие-то общепринятые моменты.
Фестиваль должен проходить ежегодно, чтобы люди могли посмотреть то лучше, что накоплено в мире. В нем должны участвовать хорошие артисты. И чтобы ваш театр тоже что-то представил. Если бы меня поддержали, мы бы с вами сделали бы сценку – из «Травиаты» или «Дон Кихота», в котором поучаствовал бы весь состав театра. Это было бы очень здорово.
На фестивале мы хотим видеть интересные номера, а если будут хорошо известные сцены, чтобы они перехлестнули то, что мы видели раньше. Чтобы зрители сказали: теперь мы, наконец, поняли, как нужно это танцевать, петь. Это Эверест. Это идеал, к нему мы сегодня не подойдем. Но, может, заберемся куда-то повыше.

О любви

Любовь – для меня совершенно необъяснимое слово. Это как счастье. Высшее проявление счастья – любовь. Спросите: а что такое счастье? И здесь теряешься. Потому что иногда счастьем для тебя является то, что для другого – абсолютно нормальное явление.
Знаете, любовь между мужчиной и женщиной, это когда они не могу жить друг без друга. Когда они входят духовно, физически, один в другого. И когда расстаются – это как отрезали. Отрезали от тебя самого кусок. И тогда оставшаяся часть уже не может существовать.
Любовь в творчестве, мне кажется, качество необходимое для создания чего-то действительно ценного. И не только в танце – во всех совершенно областях. И самое главное (это у меня тоже входит в понятие любви), когда тебе своим счастьем хочется поделиться с кем-то.
А наша профессия – это как раз то, что мы хотим этим поделиться с кем-то тем, что знаем, умеем.
Может, у кого-то по-другому, но я по себе знаю: прочитал книгу, она меня захватила целиком. Первое желание – рассказать всем: вы не читали? Прочтите, пожалуйста. Как это интересно!

Об актерском мастерстве


Так вот, мы, артисты, делимся образами своих героев со зрителем. И получится это только тогда, когда мы становимся именно этими героями, когда мы их любим. Я танцевал Ивана Грозного в балете, поставленном Юрием Григоровичем. Страшноватый образ, судя по истории. Некоторые говорили: да как вы можете этого злодея подавать так, что мы сочувствуем вам, вашей любви. Да потому что я обожаю этого человека. Я мучаюсь так же, как мучается он. Сыграть хорошо страшных людей можно только таким путем, когда ты видишь душу этого человека, когда ты ее чувствуешь, когда чувствуешь все, что рождается в его жизни из того, что он чувствует. И тогда поневоле ты начинаешь сопереживать ему.
Художник тогда и художник, когда он даже во тьме видит блески света.
Любовь отвратительной, ужасной быть не может. В искусстве, по крайней мере.

О формализме в искусстве

На сцене, в театре в последнее время что-то увлекает очень-очень редко. Чаще раздражает, заставляет думать: боже мой! неужели я сам потратил жизнь на это?
Форма стала забивать собой все остальное. Огромное количество режиссерских имен, которые не сходят с экранов телевидения, со страниц газет, которые меня не трогают. Для них увлечение формой забивает содержание. Если их задумка расходится с автором, они говорят: я так хочу, мне так нравится, так интереснее…
А так – ну, повернулись, ну, полежали вместе – он на ней, а она на нем. Поговорили о любви, опрокинулись, раскачиваются и в это время говорят. Или вы бежите и разговариваете. Это форма! Ну да, форма, которой не было, а теперь она такая. Но для меня самое обидное то, что я потом читаю в газете, что это откровение.
Вот, например, «Онегин» в «Метрополитене». Сцена – пустая коробка. Только ряд кресел и стены. Состав-то гениальный! И режиссер гениальный. Но я должен домысливать. Спрашивается: ребята, зачем вы вообще вышли на сцену? Зачем вообще вы мне? Я лучше поставлю пластинку и буду домысливать, как хочу. И гораздо будет лучше, может быть. А театр на то и существует, чтобы в нем вас погрузили в эту атмосферу спектакля.
Поэтому для меня самое главное, когда я прихожу в театр, чтобы меня заразили настроением.
Есть ряд театров, о которых постоянно гремит пресса: гениальный дирижер, гениальный режиссер, гениальная труппа. Не хочу называть имена. И все что они ни делают – гениально. Каждый спектакль – опять гениален. Вот я ходу на эти гениальные спектакли и не нахожу подтверждения этому. Я думаю: ну как же можно так клеветать?
Мы же поражаемся формой. А форма – бесконечна. Ее нельзя всю освоить. А потом оказывается, что в этой бесконечной форме – одно и то же, один и те же штампы. Отталкиваться от поиска новых форм – мне кажется, это неправильно. Формотворчество – оно замечательно само по себе, и это должно быть. Но когда это выносится и выдается без определенного чувства и мысли как образец высочайшего духовного и профессионального проявления – я решительно против этого. А тенденция к этому есть.
Вот меня поразило в «Ла Скала» молчание зала. Чтобы в «Ла Скала» зал еле-еле хлопал – давно не слышал такого. Это что-то означает. Значит, плохо дела обстоят у нас на сцене, не доходит до зрителя.

О полутонах

Когда какие-то слова очень интимного характера, когда диалог между мужчиной и женщиной из интимного вдруг перерастают в какую-то демонстрацию чувств, говорятся на весь мир – я не верю. Есть вещи, которые мы никогда не произнесем очень громко. А эта громкость, в опере она существует. Дал бог голос дураку – он тебе и поет. И правильно поет, а не доходит до тебя. Или наоборот – он что-то шепчет, а вы не слышите, ничего не понимаете. Вы видите, что он мучается, что-то говорит, но вы не понимаете. Поэтому для меня очень важно соединение чувства и мысли, заложенное в этом произведении, в образе этого героя. Шаляпин и велик-то не тем, что у него был колоссального объема голос. Нет, интонациями и полутонами. Увы, все меньше и меньше людей видят эти полутона, которые и делают нашу жизнь такой разнообразной, красочной.
Вот я недавно посмотрел по телевизору «Гамлета». «Быть или не быть?» - во весь голос. Не верю! Потому что этот вопрос мучает Гамлета всю жизнь. Во всем том, что он говорит, у него всегда должно это сквозить. Когда я вижу, что это рождается из головы и из сердца - они где-то соединились и вот это, рожденное, подается нам – вот тогда только я верю.
Поэтому интересно слушать, когда я понимаю, что артист сам является соавтором, что он при мне рождает этот образ. Когда я не вижу за ним ни режиссера, ни работы. Он САМ все это делает. Потом я могу сказать: Господи, это же есть у Шекспира, у Чехова.
Вот, хочу поделиться. Спектакль театра им. Вахтангова «Пристань», где играют одни старики. Знаете, кто был самым лучшим, хотя все актеры, занятые в этом спектакле, наделены званиями? Самой лучшей была, для меня во всяком случае, Галина Коновалова, которой 97 лет. Вдруг я увидел актрису, которая просто жила на сцене. Она хотела держать паузу – держала. И я в ее молчании все понимал, что она чувствует. Это актриса, которая никогда не играла главных ролей в театре. Я теперь понимаю, почему нужно жить долго. Не потому что потом приходит признание. Но дожить до того момента, когда все накопленное тобой вдруг выливается.
Это касается, кстати, и юмора. Я каждый раз смотрю и думаю: что же смешного они находят? А зал – сидит, хохочет. Да ведь это глупость или пошлость! Тонкость пропадает.

О последователях


Есть ли у меня последователи? Не знаю, это же их, молодых, надо спросить. Если им что-то понравилось, они взяли что-то у меня – ну и слава тебе господи. Главное, чтобы во благо пошло им. Ну, например, Ваня Васильев. Ему бог дал такой аппарат, что когда смотришь – это невероятно совершенно. Но у меня много претензий к созданию тех образов, которые у него есть.
Когда вы видите труд на сцене, тогда происходит какое-то разрушение. Что меня всегда настораживает – это когда я вижу подход и заранее жду, что сейчас он сделает прыжок или поворот. А вот когда я этого не вижу, когда человек вдруг отрывается и висит в воздухе или верится – это происходит как естественное проявление того, что заложено – вот тогда для меня это очень ценно.
Есть хорошие ребята. Вообще средний уровень сейчас очень высок благодаря коммуникациям. Потому что все всё видят, все всё знают.

О ценах на билеты

Увеличение цен на билеты – это для наполнения казны театра. Растут цены, растет и желание побывать в театре. Сейчас если что-то делают за меньшие деньги или бесплатно – публика не идет. Считают, значит, это не хорошо. А вот дайте сейчас по 1000 – 1,5 ты.с долл. за спектакль – О-о-о! Попрут еще как и будут говорить: а ты был? вот это да! 1,5 тысячи билет стоил! А у государства денег на культуру все меньше и меньше. И эта проблема во всем мире – закрываются очень многие труппы.

Желаю вам…

Единственное, что я желаю Одесскому театру – хороших творческих работ, чтобы они все нас трогали, чтобы не было формы ради формы, от которой мы все устали. Желаю, чтобы у зрителей было чувство сопереживания, чувство радости от того, что происходит на сцене. Чтобы нам казалось, что можно играть только так, и придет другой актер – это все уже будет не то. Что ваша игра была самым большим откровением и самым точным попаданием. Это очень сложно. Спектакль – душа театра, его дыхание. А душу постоянно нужно менять. И дыхание должно быть свежим.

Комментарии посетителей сайта


Rambler's Top100